Избранное

Одни конкурсанты не скрывали своей радости, другие выглядели озабоченными, третьи — равнодушными. Какая–то женщина пронзительно вскрикнула и без сознания рухнула на пол. Началась суматоха, громкоговоритель вопил: «Спокойно! Ничего не случилось», только усиливая панику. Женщину вынесли на руках.

Некоторые энергично принялись писать, другие обкусывали ручку, третьи сидели задумавшись, обхватив голову руками. Кое–кто пытался подглядеть в шпаргалки, спрятанные в словаре или в своде законов.

Наш счетный работник третьего разряда погрузился в размышления, тщетно пытаясь сосредоточиться на теме. Он оглянулся на спокойную девушку, она дружелюбно улыбнулась ему, и, приободрившись, он начал писать. Слова ложились просто, связно, без всяких усилий, и он все строчил, то и дело поправляя букву или глагольное окончание. Он даже не заметил, что один из членов комиссии уже несколько минут наблюдает за ним. Он вздрогнул, неожиданно увидев его перед собой, — тот улыбался, одобрительно кивал. Покраснев и смутившись, он опустил голову.

Многие уже сдали работы. После полудня закончили и остальные. В том числе и его сослуживец.

Наконец закончил он сам; внимательно перечел написанное, кое–где подправил, а потом, не торопясь, старательно выводя каждую букву, стал переписывать начисто.

По рядам прошли дежурные, разнося бутерброды и напитки. Он взял бутылку пива. У него совсем пересохло в горле.

Переписывая, он пропустил две строчки; сконфуженный и растерянный, он подошел к столу комиссии и попросил еще один листок. Руки у него дрожали. Писал он уже через силу и еле дотянул до конца. Он чувствовал себя измученным и опустошенным.

Собрав листы, он положил их в конверт, а этот конверт в другой — побольше. Было около двух часов дня.

На свежем воздухе он немного пришел в себя. Дождь перестал, и голова словно прояснялась на ветру. Он зашагал по улицам наугад.

В какой–то закусочной без всякого аппетита съел остывший суп, жесткие, недоваренные овощи и кусок острого сухого сыра. Выпил очень много воды. Потом прогулялся до Тибра; глядя на желтую грязную воду под мостом, предался школьным воспоминаниям: Камилл, Цезарь, Ромул и Рем, римские легионы, фашистские легионы. Он шел по набережной Тибра, пока не увидел вдали замок Сант — Анджело. Свернул на улицу Кончильяционе, где с любопытством осмотрел магазины предметов культа и сувениров; потом вышел на площадь св. Петра. Она была почти пуста и в общем–то разочаровала его, он ожидал увидеть нечто величественное. Прошел мимо Обелиска и прочитал надпись; ему вспомнилась гравюра, виденная в детстве: лебедки, люди тянут канаты, сановники и кардиналы в роли внимательных зрителей и суровый папа устремил свой сверкающий взор на чертеж. Он прошел налево, к колоннаде. Увидев ватиканскую почту, решил отправить несколько открыток: жене, тестю, начальнику управления, сослуживцам, тетке в Турин. Он все еще был на площади св. Петра. Американские туристы фотографировали вход, несколько немцев внимательно слушали объяснения священника, их соотечественника, то и дело заглядывая в путеводители, которые держали открытыми, как требник. Закинув голову, он стал разглядывать купол и чуть не налетел на чистильщика обуви; какой–то американец громко рассмеялся. Он все обошел, все осмотрел, потрогал бронзовую ногу святого Петра, встретил церковного служку и спросил у него, где же «Моисей» Микеланджело. И, услышав в ответ, что «Моисей» находится в церкви св. Петра–в–Узах, густо покраснел.

Он пустился в обратный путь расстроенный. Попробовал помолиться, но молитва не принесла ему утешения. Стемнело, небо затянули зловещие тучи, гроза настигла его в совершенно незнакомом месте: улица ступеньками поднималась вверх, на холм, а на вершине его — статуя какого–то римского императора, вокруг развалины, лавры, дубы и полная тишина. Сначала поднялся ветер, потом засверкали молнии, загремел гром и пошел снег, обрывая лавровые листья. Он поспешно спустился по лесенке, выложенной прямо в холме; на скамейке под деревом обнаружил обнявшуюся парочку, которая даже не заметила, что началась гроза. Он зашагал по суматошным улицам, забитым машинами. С полчаса стоял под ледяным дождем на площади Венеции около памятника Неизвестному солдату, разглядывая балкон палаццо «Венеция», который столько раз видел в кинотеатре «Луче»; вытер платком лицо, потом решился перейти улицу, лавируя между обезумевших машин, которые яростно скрипели тормозами и обдавали прохожих грязной водой. Проехал на трамвае от улицы Национале до своего пансиона и, поужинав «У моряка», отправился спать.

Он бросил на кровать пиджак, брюки, рубашку, а сверху накинул мокрый плащ. Только бы не замерзнуть, как в предыдущую ночь. Но заснуть ему опять не удалось. А на следующее утро без десяти минут восемь он снова был в холле экзаменационного корпуса.