Его слова не встретили со стороны жены ни сочувствия, ни поддержки. Конечно, сделать подарок — это значит проявить свои добрые чувства… Я подарила бы пару золотых браслетов. Только откуда их взять? Они с неба не свалятся! Словом, готового подарка у нас в доме нет. Цзинъи сейчас же перешла к скрупулезным житейским подсчетам: дрова, рис, масло, соль, соя, уксус, аренда дома, вода, уголь, швейные принадлежности, одежда, головные уборы, а там еще и старые долги; вещи, заложенные в ломбарде. Одним словом, с подарком ничего не получается. Разумеется, Ши Фуган очень хороший человек. Если бы кто другой, нечего было бы и говорить, даже думать. А может, подарить ему простыню? Цзинъи трудно было выговорить эти слова.
Несколько дней подряд Ни Учэн ходил мрачный как туча. И вдруг у него мелькнула мысль: а что, если что-нибудь украсть? Алчным взглядом он обвел стены убогого жилища, и тут на глаза ему попался эстамп с каллиграфической надписью Чжэн Баньцяо. Его радость не знала границ. Вот вам и готовый подарок! Он наклеил эстамп на новую основу, завернул в красную бумагу, а сверху написал имена: свое, жены и детей. Довольный, он решил отнести подарок сам, а не пересылать его с приятелем. От этого он получит большее удовольствие и радость. За несколько последних месяцев жизни «раскаявшегося грешника» он возненавидел философию, сформулированную в изречении о глупости, которую трудно обрести.
Общение с Ши Фуганом помогло Ни Учэну «честно продержаться» еще несколько месяцев. Надо сказать, что отношение его иностранного друга к китайской культуре, а также его манера держаться с женой, со всеми членами семьи — все это оказало немалое влияние на Ни Учэна. Встречаясь с Ши Фуганом, он постоянно узнавал что-то новое, сопоставлял и сравнивал, в его груди родилось и окрепло ощущение того, что его собственная жизнь не только жалкая, тупая и дикая, но к тому же и совершенно беспросветная. Почему он родился именно в Китае, в маленькой деревеньке Мэнгуаньтунь? Неужели вся цель его существования заключается в том, чтобы нести на себе грехи страны и предков, родной деревни, развалившегося помещичьего клана? Зачем он узнал мир, цивилизацию, зачем понял устремления человека к счастью? Не лучше было бы, если бы он превратился в опиомана, тупого, ко всему бесчувственного, одеревеневшего, закосневшего в своих поступках и страстях и в конце концов почившего в состоянии такой же бесчувственности, как в свое время хотела его обожаемая матушка (пусть душа ее пребывает в мире и спокойствии на небесах!). Может быть, он хоть немного облегчил бы свои собственные страдания и гораздо меньше несчастий принес бы другим людям.
Сейчас, живя в своем доме, он каждый день испытывал невероятную усталость — видимо, сказывались пробелы и недостатки в питании. Вот так, влачишь жалкое существование и не можешь даже обеспечить себя сносным питанием, чтобы поддержать свою жизнь. Ты похож на гусеницу шелкопряда, которая вытягивает переднюю часть своего туловища в поисках пищи, а тутовых листьев вокруг нигде нет. Ты похож на собаку, которая чует запах мяса, но не может добыть даже самой жалкой кости. Она крутится волчком, роет передними лапами землю, подобострастно виляет хвостом или держит его торчком, жалобно скулит, теряя свое собачье достоинство, а заодно и энергию, ловкость, свою собачью стать, даже цвет своей шкуры. И все это ради какой-то несчастной кости! О Всевышний создатель, сколь ты жесток!.. А тут еще его жена, Цзинъи, с ее кулинарными способностями. Как она стряпает?! Каждый день непременно что-то изгадит, так что и кусок не лезет в рот. И все такое грязное, тошнотворное! Делает все так, словно хочет специально ему досадить, поиздеваться, унизить, растоптать. Его охватывает неприятное беспокойство даже тогда, когда он ест мясное блюдо, потому что в этом доме все подменяется и вместо мясного бульона ему подают пустую похлебку, а вместо мяса какие-то худосочные куски и кости… Но спокойствия нет даже тогда, когда ему с грехом пополам удается смириться и преодолеть все эти неприятности, потому что он то и дело слышит восклицания: какое нынче дорогое мясо; на те деньги, на которые куплено мясо, можно добыть целую кучу редьки и растянуть удовольствие. От этих слов каждый кусочек мяса застревает в глотке. Тебя охватывает ужас, тебе кажется, что этот кусок мяса не для тебя, ты его не достоин. Наконец до тебя доходит: она надеется, что ты в конце концов поймешь свой грех — увлечение скоромными блюдами. Она ждет от тебя заявления, что в следующий раз ты мяса есть не станешь. Да, да, больше я мяса есть не посмею!.. А между тем дети вторят матери, подпевают ей, вместе с ней они насмехаются над его гастрономическим пристрастием, издеваются над ним… Это же убийство! Почему умерщвление естественных желаний человека доставляет им всем такое удовольствие — даже невинным детям? Почему?