Избранное

Тебе надоело со мною возиться;
От слов моих в мыслях твоих угар;
Как чеховский тот агроном возницу,
Так я тебя напугал.

А если писал стихи — про природу,
Вино и любовь — бесполезные…
И ты убежал от меня в болото,
А я застрял на телеге поэзии.

Что ты в болоте, а я на телеге,
Ни мне, ни тебе не легче;
Мы просто разные человеки
По мыслям, по жизни, по речи.

А годы шли незаметно почти,
Хорошие годы, и я
Лежал на телеге или на печи,
Как тот богатырь Илья.

Он тридцать три года эдак лежал,
День не отличая от дня,
И мне, разумеется, очень жаль
Не его, а меня.

Четыре года осталось лежать,
Подмяв одеяло под бок;
Но мне надоело так долго ждать…
Сейчас я способен на подвиг.

Я на поэтический подвиг готов,
И ты мне можешь помочь
В преодолении этих годов,
Упрямых, как зимняя ночь.

1948

«Молодость прошла. Угомонись…»

Молодость прошла. Угомонись.
Это очень много — двадцать девять.
Ты не прав, великий гуманист,
Что хотел искусство переделать.

Что хотел иметь сто сорок жен,
Что хотел глушить вино ночами,
Ты не прав, а только окружен
Всякими такими трепачами.

1948

«Жизнь моя для стихов исток…»

Жизнь моя для стихов исток,
Я могу подвести итог:
Написал пятьдесят тысяч строк,
Зачеркнул сорок пять тысяч строк.

Это значит, что все плохое,
Все ошибки и все грехи,
Оставляя меня в покое,
Убивали мои стихи.

Это значит, что все хорошее,
Превзойдя поэтический хлам,
С лицемерьем сражаясь и с ложью,
Даровало бессмертье стихам!

1948

Белинский

Растет на тротуарах лебеда.
Лик белокаменной Москвы спокоен:
Вокруг пасутся тучные стада,
Слетают стаи галок с колоколен.

Спешат студенты в университет,
Люд разночинный и мелкопоместный…
Один недоучившийся студент
Живет на чердаке в каморке тесной.

Как землю новую, он открывает стих,
Не посчитавшись с мненьем эрудитов.
Пред Пушкиным ничтожен Бенедиктов
И Кукольник нисколько не велик.

Не всякий, кто сегодня знаменит,
И завтра сохранит свою известность.
Не всякая печатная словесность,
Как колокол во времени, звенит!

1948

Дождь 16-го августа