Избранное

Стоял в Гренобле холод ярый,
Как полагается зимой.
Поклонник Вакха запоздалый
Не мог найти пути домой.
Стремился он домой, к постели,
К своей жене, согреться чтоб…
Бандиты пьяного раздели
И голым бросили в сугроб.

А наутро он опохмелялся,
Подымая заздравный бокал,
И людской доброте умилялся,
И свирепых бандитов ругал.

Фиалки зацвели в апреле,
В реке сияли стаи звезд,
Когда поклонник Вакха пере-
Бирался через Чертов мост!
На оптимиста хулиганы
В ту ночь напали неспроста
И прямо к морю-океану
Швырнули с Чертова моста!

А на утро он опохмелялся,
Подымая заздравный бокал,
И людской доброте умилялся,
Хулиганов коварных ругал.

Великолепна ночь июля,
Вокруг огни и тишина,
На небе города, ликуя,
Смеялась пьяная луна.

Поклонник Вакха до рассвета
Природой любоваться мог,
Но королевская карета
Его, беднягу, сбила с ног.

А наутро он опохмелялся,
Подымая заздравный бокал,
И людской доброте умилялся,
А владельца кареты ругал.

Роняет листья лес багряный,
Сверкают звезды в вышине.
В такую ночь все тот же пьяный
Вернулся к собственной жене.
Ну, а она сбирает вещи,
Опустошенная до дна,
И говорит ему зловеще:
— Тебе я больше не жена!

А наутро он опохмелялся,
Подымая заздравный бокал,
И людской доброте умилялся,
И супругу свою обнимал!

«Акмеист Николай Гумилев…»

Акмеист Николай Гумилев,
Вероятно, не наш идеолог.
Паладин экзотичных краев,
До сих пор редкий гость книжных полок.

Монархистом он был, говорят,
Да и конквистадором при этом,
Допускаю любой вариант —
Оставался прекрасным поэтом.

Не мешает сегодня издать
Все стихи, не лишенные смысла,
А приходится слышать опять:
Как бы где-то чего не вышло!

Испугался зимой комаров
Из немыслящей серии критик,
Но такой, как у нас Гумилев,
Был в Британской империи Киплинг!

Воин, рыцарь и конквистадор,
Он стихи сочинял в том же стиле,
Не вступая с поэзией в спор,
Англичане его сохранили!

За огромный талант и за труд,
Как романтика и романиста,
Любят Киплинга, ценят и чтут
На Британской земле коммунисты.

А вот люди Советской земли,
Уважая чеканное слово,
Опрометчиво не сберегли
Своего Гумилева родного!

Его следует переиздать
Тиражом тысяч в двести иль триста,
Чтобы мог царскосельски блистать,
Петергофски фонтанно искриться.

«Не уйдет Глазков из плена…»

Не уйдет Глазков из плена
Им написанных стихов;
И себе не взрежет вены,
Потому что он Глазков.

Не уйдет Глазков из плена —
Я услышал разговор,
Но такого нет полена,
Чтобы я не расколол.

Был сто раз не прав пускай я.
За хорошие стихи
Сам себе я отпускаю
Все прошедшие грехи.

И еще свободу действий
Самому себе дарю,
Но того, что было в детстве,
Никогда не повторю.

«Я очень много понимаю…»