Ветер разогнал серебряные тучи,Ослабел и в низеньких кустах залег.Я иду вдоль зелени колючей,Мокрая трава дрожит у ног.Сжатые поля — как шашечные доски.Падает снопами золотой овес.И, цепляясь за кустарник хлесткий,По дороге вязнет полный воз.И под лай собаки розовое стадоТянется с поросших вереском холмов.Может, сердцу ничего не надо,Кроме песни дальней бубенцов,Кроме голосов мальчишек, там, в селенье,Где над крышами ползет и тает дым,Кроме позднего недоуменьяПеред миром детским и простым.
(1913)
19. РОССИИ
Ты прости меня, Россия, на чужбинеБольше я не в силах жить твоей святыней.Слишком рано отнят от твоей груди,Я не помню, что осталось позади.Если я когда-нибудь увижу сноваИ носильщиков, и надпись «Вержболово»,Мутный, ласковый весенний день,Талый снег и горечь деревень,На дворе церковном бурые дорожкиИ березки хилой тонкие сережки, —Я пойму, как пред тобой я нищ и мал,Как я много в эти годы растерял.И тогда, быть может, соберу я сноваВсё, что сохранилось детского, родного,И отдам тебе остатки прежних сил,Что случайно я сберег и утаил.
Февраль или март 1913
20. «Я бы мог прожить совсем иначе…»
………………….Я бы мог прожить совсем иначе,И душа когда-то создана былаДля какой-нибудь московской дачи,Где со стенок капает смола,Где идешь, зарею пробужденный,К берегу отлогому реки,Чтоб увидеть, как по влаге соннойБегают смешные паучки.Милая, далекая, поведай,Отчего ты стала мне чужда,Отчего к тебе я не приеду,Не смогу приехать никогда?..
Февраль или март 1913
21. СУМЕРКИ
Злобный ветер, злобный холод,Мутный вечер настает,И колючий острый голодДико гложет мой живот.Ветер взносит хлопья пылиС едкой, грязной мостовой,И жужжат автомобили,Как густой осиный рой,И, блудливо строя глазки,Старичок идет, свистя,И у женщины в коляскеЖалобно мычит дитя.И тоска, и пыль, и холод,Мутный вечер настает,И колючий острый голодДико гложет мой живот.
Февраль или март 1913
22. ВЕРЛЕН В СТАРОСТИ
Лысый, грязный, как бездомная собака,Ночью он бродил забытый и ничей.Каждый кабачок и каждая клоакаЗнали хорошо его среди гостей.За своим абсентом молча, каждой ночьюОн досиживал до «утренней звезды»,И торчали в беспорядке клочьяПерепутанной и неопрятной бороды.Но, бывало, Муза, старика жалея,Приходила и шептала о былом,И тогда он брал у сонного лакеяБелый лист, залитый кофе и вином.По его лицу ребенка и сатираПробегал какой-то сладостный намек,И, далек от злобы и далек от мира,Он писал, писал и не писать не мог…