Избранное

Братья попытались поднять тело. Но у них ничего не получилось. Тогда старший обхватил туловище, так что рука трупа, качаясь, касалась его коленей, а младший взялся за ноги, и им наконец удалось спуститься по тропинке. Они пошли по той стороне дороги, которая пряталась в тени олив. Поднявшись на мост, братья взяли труп за ноги и, удерживая его в вертикальном положении, сбросили в воду. Короткий глухой всплеск нарушил ночную тишину. Потом все снова стихло.

— Жуан, — вдруг резко окликнул младший, положив руку на плечо брата, — по-твоему, я оказался слабаком?

Старший оторвался от перил и пошел. Вынул из кармана сигарету, поискал спички, потом сказал, протянув руку:

— Дай-ка огоньку.

Перевод Д. Кузнецовой

Всего лишь люди*

Руки он сунул в деревянные башмаки, к культям ног прицепил резиновые полупротезы и на четвереньках, как бывало в далеком детстве, выполз на улицу. С лацкана его пиджака, напоминая орденские ленты, свисали лотерейные билеты. Жаркие лучи солнца, точно ободряя калеку, похлопывали его по спине, а попадая на булыжник мостовой — отскакивали снопом искр. Дарованную небом жизнь Шоурисо видел и воспринимал как четвероногий: снизу вверх. На площади, где он, как правило, болтался весь день, ему встретились сапоги полицейского Жоакина.

— Опять из починки?

— Опять, Шоурисо.

Согнув в коленях жалкое подобие ног, он сел на несуществующие пятки. Глубоко вздохнул, довольный, что какое-то время может смотреть на мир как человек, и, окинув взглядом почти пустую площадь, по обыкновению громко закричал:

— Тысяча пятьдесят один. Есть шанс выиграть пятьсот конто. Во что же стала починка, Жоакин?

— Бешеные деньги. Косме дешевле, чем за пятьдесят, не чинит.

— Мерзавец. Но зато выглядят на все сто.

Опустившись на четвереньки, он двинулся дальше. Перед глазами промелькнули сапоги и трость судьи, босые ноги каких-то незнакомых ребятишек, а когда Шоурисо увидел заскорузлые ноги приближающейся Фелисии, торговки рыбой, он снова принял вертикальное положение и закричал:

— Покупайте номер тысяча пятьдесят один!

Фелисия тоже кричала: «Покупайте дары моря», — но они даже не взглянули друг на друга. Она ненавидела Шоурисо, а он никак не хотел расстаться с теплившейся надеждой завоевать ее расположение и упорствовал.

Только ему одному известным и не раз испытанным приемом преодолевал Шоурисо ступеньку за ступенькой треклятой лестницы, которая вела к кафе Лазаря; но как только Шоурисо появился на пороге, со всех сторон в него полетели смачные плевки. Поспешно и молча, боясь схлопотать чего-нибудь похуже, он уполз под бильярд, считая, что дешево отделался, хотя игравшие братья Сейшасы продолжали над ним издеваться, возмущаясь его присутствием. Время от времени, сидя под бильярдом, Шоурисо оглушительно кричал: «Тысяча пятьдесят один». Торговец автомобилями Сантос заглянул под бильярд:

— Эй ты, дьявол! Слышь, что ли? Это я тебе.

— Слышу, сеньор Сантос.

Шоурисо окружили белые ботинки и острые кии. Сверху, с антресолей, хитро улыбаясь, смотрел на него официант.

— Съешь за минуту творог — получишь бутылку вина, — сказал Сантос. — Но пить будешь при нас, до дна. Идет? Не съешь — оплатишь расходы. Все! По рукам?

Кто-то начал подначивать:

— За минуту? За минуту-то Карапау съел бы больше. Но на то он и Карапау, у него челюсти будь здоров.

— Карапау поклялся, что украдет твои передние деревянные и задние резиновые конечности. Муха его какая-то укусила. Зол как дьявол.

Все притихли в ожидании потока бранных слов, который Шоурисо тут же, зная, что доставляет им удовольствие, обрушил на Карапау:

— Пархатый черт с вшивой бороденкой, напялил кепку с лаковым козырьком и воображает. Подумаешь, автобусы моет. Работа какая! Лучше не нашел ничего!

Не зная, что бы еще придумать пообиднее, Шоурисо сделал довольно выразительный жест и умолк. Сантос не отставал:

— Так да или нет? Съешь или не съешь?

— Я да не съем? Было бы что есть.

Креста на них нет. Творог! Ведь этот подлый галисиец и понятия не имеет, что у Шоурисо со вчерашнего дня во рту не было ни крошки. А тут творог!

Официант принес творог. Сантос разделил его на две части, чтобы облегчить задачу, и, взмахнув рукой, засек время.

— Давай.

Вначале все шло хорошо. Потом творог начал застревать в горле и идти обратно. Кадык переставал двигаться, как глохнущий мотор.

— Осталось двадцать секунд. Десять! Только десять!

Обозленный, Шоурисо стал подталкивать рукой застрявшую массу. Бесполезно.

— Все! Проиграл! — заорал Сантос.

Всем так хотелось повеселиться, что один из Сейшасов, решив не упускать случая и развлечь собравшихся, поспешил на помощь Шоурисо с кием в руке, чтобы протолкнуть им остатки творога. Напрасно. Никто даже не улыбнулся.

— Проиграл — плати. Таков был уговор. Счастливо оставаться, сеньоры.

— Обожди, сеньор Сантос! Обожди! — что есть мочи завопил Шоурисо, давясь творогом. — Творог-то порченый. Он как клейстер.