Избранное

Сколько раз, оставшись одна и раздумывая о своей печальной жизни, Персида радовалась, что Трикэ, трудолюбивый и рассудительный, был для матери утешением. И было бы невероятно жестоко, если бы она потеряла и это утешение.

— Это было бы ужасно! — отозвалась она, удивленная тем, что Нацл ни с того ни с сего вдруг заговорил о Трикэ.

— Я думаю, что у твоей матери есть деньги и она могла бы откупиться. Меня выкупили за две тысячи с чем-то флоринов. Теперь же, наверное, и подешевле можно найти человека себе на замену.

Персида с горькой усмешкой покачала головой.

— Это невозможно! У мамы, конечно, есть деньги, но она ни за что не даст. Я даже вообразить не могу, чтобы она отвалила сразу такую кучу денег.

И все-таки Мара должна была раскошелиться, кто-то ей должен был обязательно сказать, что совершенно необходимо тряхнуть мошной. Персиде хотелось одеться и без всякого промедления бежать через Муреш к матери, чтобы со слезами на глазах просить ее, но она не решалась.

— Послушай, — предложил Нацл, — внеси и ты свою долю, чтобы подстрекнуть ее.

Персида с удивлением взглянула на него.

— А что мы можем дать? — робко спросила она. — Ведь мы только-только начали откладывать.

— Дай все, что у тебя есть. Ради собственного спокойствия дай, а потом снова начнешь копить. Я тебе говорю, что тогда и мать твоя расщедрится. Как она ни скупа, но вас она любит.

Персида не могла прийти в себя. Она все время поглядывала на мужа и никак не могла поверить, что все это говорит именно он. Словно по мановению волшебной палочки изменилась вся ее жизнь. Она не могла сообразить, как, почему это произошло, и даже не пыталась это понять.

— Знаешь что? — обратилась она к Нацлу, приняв в конце концов решение. — Я пойду к Бочьоакэ и попрошу его поговорить с мамой. Его она послушается.

Персиде было трудно решиться на такой поступок, но теперь, после того, как ее муж с такой заботой говорил и о ее матери, и о ее брате, она уже не стеснялась и не чувствовала себя, как раньше, изгоем, человеком, отторгнутым от общества порядочных людей, и могла, не испытывая никакого стыда, с высоко поднятой головой предстать перед Мартой.

Вечером она оделась и ушла впервые с тех пор, как они поселились в Липове, оставив корчму на попечение Нацла.

Персида была так взволнована, так встревожена, что, только остановившись у самого дома Бочьоакэ, стала думать, насчет чего же все-таки она собиралась поговорить.

Бочьоакэ делал раскрой для восьми подмастерьев, которые работали за длинным столом, а жена его, сидя в стороне, вышивала на пяльцах, когда вошла Симина, служанка, чтобы сказать, что пришла Персида и хотела бы поговорить с Бочьоакэ.

— Она просила сказать, — добавила Симина, — что все это ради Трико.

Ей бы надлежало сказать это Бочьоакэ, но в его доме слуги подчинялись не хозяину, а хозяйке, и Симине, избави бог, даже в голову не могло прийти что-то сказать хозяину да еще в присутствии хозяйки. Это уж дело хозяйки, что следует знать хозяину и что не следует.

Но женщина — всегда женщина.

Услышав, что пришла Персида и желает поговорить с Бочьоакэ о Трикэ, Марта вздрогнула и побелела как мел.

Персида в ее доме?! Именно теперь, когда Трикэ уже давно в ссоре с матерью! Что ей нужно? Что она хочет сказать Бочьоакэ о Трикэ? Сердце у Марты тревожно билось.

«Будь что будет, но разговаривать с ней буду я!» — решила она.

Бочьоакэ продолжал кроить кожухи, когда Марта встала и вышла. Трикэ следил за ней глазами. Он почувствовал, что произошло что-то серьезное, и понял по взгляду хозяйки, что речь шла о нем.

Персида ожидала увидеть Бочьоакэ и немного растерялась, когда перед ней появилась Марта. Однако она не принадлежала к людям, легко теряющим самообладание, тем более после того, как ей пришлось изрядно потолкаться среди самого разного люда, но она сразу же почувствовала, что Марта чем-то смущена.

— Ты, конечно, не предполагала, — улыбаясь, заговорила она, — что я могу так неожиданно явиться к тебе в дом.

Марта стояла растерянная: она не знала, как к ней отнестись, что сделать, что сказать, как ее принять.

— Я тоже удивляюсь, — отозвалась Марта, но, тут же сообразив, что сказала глупость, добавила: — Я даже не могу предположить, что ты хочешь сообщить моему мужу. Несомненно, это что-то важное и срочное.

— Возможно, будет лучше, если я расскажу тебе, — подхватила Персида и осеклась.

Она не знала, как обращаться к Марте, на «вы» или на «ты», как раньше.

— Конечно, — продолжала она после маленькой заминки, — лучше я расскажу тебе, чтобы ты сама поговорила с мужем. Мы, женщины, лучше поймем друг друга, а твой муж слушается тебя.

Марта, еще совсем не понимая, о чем идет речь, успокоилась и стала смотреть Персиде в глаза, в которых она не могла уловить ничего злонамеренного.