Избранное

В конце июня, перед самым моим отъездом, как-то ночью ко мне пришел Чэнь Дусю[146]. Мы не виделись уже довольно долго. Примерно полгода назад ко мне заглянул один из друзей Чэнь Дусю; он выяснил, что я скрываюсь дома и живу только на гонорары от своих произведений, — так к Чэнь Дусю попал мой адрес. Когда Чэнь Дусю постучал в дверь, Дэчжи открыла, приглашая гостя в дом. Мы присели, жена принесла чай, попутно собираясь спросить Чэня, по какому делу тот пришел. Но гость, опередив, отвечал: «Сейчас я занимаюсь поисками звуков древнекитайского языка, сохранившихся в современных говорах разных провинций. Думаю собрать материал для написания исследования «Комментарии к истории письменности», продолжив изыскания Гу Тинлиня»[147]. Затем я спросил, что он думает по поводу современной ситуации в стране. Он отвечал, что его сейчас не так интересует политика, как фонетика. Я настаивал: «Как ты считаешь, долго ли сможет продержаться власть Чан Кайши?» Тяжело вздохнув, он отвечал: «Сначала милитаристские группировки — чжилийская, аньфуистская и фэнсийская — вели борьбу в течение восьми лет, ослабляя друг друга, потом революционная армия гоминьдана смогла осуществить удачный поход на север. Сейчас Чан Кайши проводит реорганизацию местных воинских формирований, но, боюсь, ему этого не осилить — они вновь схлестнутся между собой, попусту растрачивая силы друг друга. Это, считай, продлится еще лет восемь. А тут и коммунисты готовятся к реваншу…» Я прервал собеседника: «А как насчет вторжения извне?» Он отвечал, что среди приближенных Чан Кайши есть и прояпонская, и проанглийская, и проамериканская фракции, которые уравновешивают друг друга, поэтому иностранное вторжение пока что маловероятно. Он добавил, что идет ли речь о внутренней обстановке или международных делах, необходимо опираться на более подробную информацию. Он же находится в тихом месте, куда не доходят новости, поэтому все только что сказанное им относится к прошедшему времени. Сейчас, очевидно, обстановка изменилась. Было около одиннадцати часов, Чэнь собрался идти. Дэчжи остановила его: «В это время все обычно выходят гулять во двор. Если ты выйдешь от нас, то можешь привлечь внимание. Лучше уж оставайся на ночь». Он засмеялся: «Можно и так». Чэнь Дусю поднялся, прошел в дальний конец коридора и, вдруг остановившись, сказал: «Лучше соблюсти осторожность» и, указав на лежанку в комнате: «Здесь я проведу ночь». Обычно на лежанке спала служанка, которую я отпустил после возвращения из Гулина. Сейчас она пустовала, застеленная покрывалом. На другой день рано утром, пока я еще спал, он ушел. Больше Чэнь не приходил, лишь прислал раз письмо, сообщая, что разыскал носителя подлинного шанхайского диалекта и отыскал древние произношения в современном языке. Чэнь Дусю и позже продолжал заниматься своей книгой, даже в гоминьдановской тюрьме. Рукопись была закончена только во время антияпонской войны в уезде Цзянцзинь провинции Сычуань. Тогда же издательство Шанъу дало согласие на издание книги, но в апреле 1942 года Чэнь Дусю умер, а управляющий делами издательства Ван Юньу, получив рукопись книги от родственников покойного, так и не приступил к ее изданию.

БЕСПОКОЙНЫЙ СВЕТ «МАЯКА»

7 июля 1937 года считается сейчас днем начала антияпонской войны. Однако тогда, после инцидента на мосту Лугоуцяо, люди совсем не сознавали, что он и послужит началом священной борьбы против японских агрессоров; многие думали, что это лишь одна из очередных провокаций империалистов со времени «событий 18 сентября»[148] и, в свою очередь, очередная демонстрация капитулянтской политики правительства Чан Кайши. Ни для кого не было секретом, что, несмотря на стремление правительства всячески поднять дух народа, на севере страны японцы получили отпор только со стороны 29-й армии Сун Чжэюаня, а непосредственно подчиненная Чан Кайши центральная группа войск строго соблюдала «соглашение Хэ Инцинь — Умэдзу»[149], находясь на южном берегу Хуанхэ и не смея шагу ступить за дозволенный рубеж.

Военные, разбирающиеся в обстановке, не без оснований возлагали надежды на переговоры между КПК и гоминьданом, проходившие в середине июля в Лушани, надеясь, что коммунисты убедят Чан Кайши поставить во главу угла интересы нации, пойти на коренные изменения политического курса, воплотить в жизнь обещания, данные им в канун «Сианьских событий»[150].

Солдаты и офицеры в массе своей отнюдь не желали сдаваться врагу; полные справедливой ненависти к завоевателям, они ждали приказа, чтобы ринуться в бой.

К 30 июля пали Бэйпин[151] и Тяньцзинь! Японские полчища непрерывным потоком хлынули в Северный Китай, минуя Шаньхайгуань! Однако дверь к мирным переговорам между КПК и гоминьданом по-прежнему была приоткрыта.

Все чувствовали, что назревают серьезные события — приближалось 13 августа — захват Шанхая японской армией.