Избранное

Так или иначе, я сумел вернуться в свое отечество и некоторое время был почти счастлив. Но моя страсть к путешествиям не угасла, и всего лишь через два месяца я ступил на палубу «Адвенчера» с капитаном Джоном Николесом из Ливерпуля — они отплывали в Сурат. Мы достигли мыса Доброй Надежды, где перезимовали, а затем через Мадагаскарский пролив поплыли на север. Но тайфун, продолжавшийся двадцать дней, отнес нас далеко на восток, в Великий океан, потом к берегам Великой Татарии или черт знает куда, и мы почувствовали себя затерянными в водной пустыне.

Когда тайфун стих, мы сошли на неизвестный остров, чтобы пополнить запасы пресной воды. Воду мы нашли, но и повстречали людей, которые были в двенадцать раз выше нас. Мои соотечественники, храбрые моряки торгового Ее Величества флота, удрали на лодке к судну и спаслись, а я остался в руках существ ростом с колокольню Дублинского кафедрального собора… Ах, какие муки и унижения перенес я там, мистер Драгойефф! В Бробдингнеге, как называлась эта страна, я был лилипутом среди великанов. Представляете? Меня показывали на ярмарках и заставляли на забаву публике проделывать всякие шутовские номера. Все удивлялись, когда обнаруживали признаки разума в такой ничтожной букашке, как я. Я должен был вести настоящие сражения с их громадными мухами и крысами, чтобы продемонстрировать свою храбрость; должен был играть на клавикордах, прыгая ногами по клавишам, чтобы доказать, что и в Европе понимают музыку; один младенец как-то засунул меня в рот и едва не оторвал мне голову… Но при дворе короля, куда я в конце концов попал, ко мне относились сравнительно хорошо. Король, образованный бробдингнежец, даже спросил однажды у меня о моем отечестве, и я предпринял отчаянные усилия, чтобы представить его в самом благоприятном свете. К моему удивлению, выслушав меня, король сказал, что мы, европейцы, просто отвратительные букашки, самые зловредные из всех когда-либо ползавших по земле. Я, разумеется, вознегодовал, но что, кроме смеха, мог вызвать у этих великанов протест маленького человечка?

Счастливая случайность помогла мне покинуть Бробдингнег. Королевский плотник сделал мне ящик-домик со всеми удобствами внутри, а сверху привинтил железное кольцо, чтобы Глюмдальклич, девочка, которая заботилась обо мне, могла просовывать в кольцо мизинец и носить меня во время прогулок. Однажды она разрешила пажу прогуляться со мной к морю. Паж оставил мой домик на морском берегу и ненадолго удалился. В то время как я, сидя у окна, наслаждался чистым воздухом, какой-то бробдингнегский орел ухватил кольцо клювом и унес меня в вышину… Впрочем, подробности моего спасения вы можете прочитать в описании моих путешествий.

Да, мистер Драгойефф, я путешествовал и потом уже как капитан торгового судна, но со мной каждый раз приключалась какая-нибудь беда, которая забрасывала меня в далекие неведомые страны. Так я посетил Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб и Японию. Одно из этих путешествий было для меня особенно несчастливым. Моя судовая команда, состоящая из негодяев, взбунтовалась, превратила торговое судно в пиратское, а меня высадила на один, как всегда, неизвестный остров.

О, мистер Драгойефф, это оказался интереснейший остров. Это была единственная страна в мире с разумным устройством и благородными нравами. Ее жители по внешнему виду очень походили на лошадей и, мне кажется, действительно были лошадьми — только этим можно объяснить их необычайно здравый разум. Уининимы, как они называли себя сами, вели простую и нравственную жизнь и управляли своей страной сообща, без королей. Они не знали, ни что такое ложь, ни что такое лицемерие, они не ругались, у них не было ни полиции, ни судов, им были неведомы политические и религиозные распри, и держались они с необыкновенным достоинством. В качестве рабочего скота они использовали диких и мерзких двуногих животных, впрочем известным вам, — еху. Вам будет любопытно услышать: первое, что сделали еху при нашей первой встрече, — они залезли на деревья и стали испражняться на мою голову…

— Они и со мной попытались это проделать, — заметил я.

— Увы, со мной дело не окончилось лишь попыткой. И если бы не уининимы… Но оставим это. Сначала уининимы приняли меня за еху и даже привязали к ехувязи, но потом, благодаря моей одежде и способности говорить, освободили. Между прочим, сейчас еху тоже научились говорить… В общем, я был совершенно очарован превосходными качествами уининимов, их красотой и справедливостью. Когда потом кто-нибудь мне говорил, что  я  т о п а ю  к а к  л о ш а д ь, или что  я  н е  с м е ю с ь, а  р ж у, я не только не обижался, но переполнялся гордостью. Самым большим моим желанием было до конца дней моих остаться в Стране уининимов. К сожалению, их совет решил, что недостойно держать в своей среде еху, хотя и до некоторой степени окультуренного, и постановил меня выслать. Они боялись, что при моих врожденных пороках зачатки разума, проявляемые мною, могут оказаться особенно опасными для их общества.