Избранное

Это поставило власти в затруднительное положение. Но иногда закон является законом даже в Уибробии — и через несколько дней, постигнув с помощью самого Лемюэля, что такое бифштекс, ему доставили кусок полусырой конины. Но уибробцы ничего не знали ни о висни, ни о способе его приготовления. И разрешили осужденному сделать все самому. Лемюэль попросил дубовый бочонок, торбу ячменя, воды и еще кое-какие мелочи. Потом он оставил виски бродить, а для этого требовалось немало времени.

Последнее желание мистера Лемюэля спасло ему жизнь. Пока виски доходило по шотландской технологии, народ забыл о процессе, гнев короля поутих, а министры начали пожимать плечами, показывая тем самым, что они абсолютно не причастны к этой истории и что если когда-нибудь потребуется отвечать… И вот один из придворных лилипутов, тайный советник первого ранга, воспользовался ситуацией, чтобы выпросить у короля помилование Лемюэлю. Этот лилипут случайно обладал чувством благодарности и вспомнил, что однажды капитан спас ему жизнь. Это произошло на одном из ежегодных парадов уининимов в Уиброб-сити. Лемюэль еще не был преступником и любовался парадом из-под балдахина короля и его сановников. В самый торжественный момент один из дефилирующих коней, белый в яблоках, при команде «голову направо» вырвался из рядов, устремился галопом к балдахину и пустил струю к высочайшим ногам Его Величества. Возникла паника. От нее пострадали, в сущности, только советники-лилипуты: одних конская струя утопила, других только сбила с ног, третьих намочила с головы до пят. Лемюэль успел вовремя схватить одного из них и, обтерев о полы своего сюртука, поставил обратно к ногам короля. За свою верность лилипут был награжден «Золотым копытом Уининима» и Подковой к нему, а мистер Лемюэль — медалью за гражданские заслуги.

Таким образом, старому путешественнику была дарована жизнь и он был отправлен навеки в Энсестрел стейбл.

— А конь? — спросил я. — Что стало с конем белым в яблоках?

— Я ждал этого вопроса, — мистер Лемюэль улыбнулся своим беззубым ртом и поднялся со скамьи. — Сначала с конем ничего не сделали. В ту эпоху лошади сохраняли кое-что из нравов уининимов и поспешная расправа с ним могла вызвать в столичном гарнизоне бунт. Но проступок не был забыт, о, нет, мистер Драгойефф, это не входит в обычай королей. Мой процесс был использован, чтобы расправиться и с несчастным конем. Одним словом, именно из его левого бедра и был приготовлен мой последний бифштекс.

— Бифштекс оказался вкусным? — поинтересовался я.

— Среднего качества, — ответил капитан и выбил трубку.

Он окончил свой рассказ и не пожелал добавить больше ни единого слова. И поскольку уже светало, мы отправились спать, то есть я — спать, а капитан Лемюэль — бодрствовать.

После этой ночи, приобщившей меня к странному житию мистера Лемюэля, я начал в еще более ускоренном темпе привыкать к жизни в Энсестрел стейбл. Если примирился такой много испытавший и выстрадавший путешественник, то почему бы не примириться и мне? Да и уибробские обитатели конюшен стали мне вроде бы милее. Правда, я теперь видел в их лице просто модифицированных еху, но этот факт, вместо того чтобы меня оттолкнуть, еще больше сблизил меня с ними, и, в отличие от капитана, даже и не смотревшего на них, я со многими подружился. Лина, со своей стороны, привыкла спать на ржаной соломе, купаться вместо ванны под дождевыми каплями и болтать на припеке с уибробками из соседних конюшен. Мы были почти счастливы.

Чего нам на самом деле не хватало? У нас было теплое и удобное стойло, ежедневный корм, приобрели мы и приятелей… Правда, Энсестрел стейбл был окружен колючей проволокой и неприступными горами — но где в мире найдешь место без ограды? Разве наше тело не ограждено кожей, из которой мы при самом большом желании не можем вылезти? Разве жилища наши не ограждены стенами, улицы — жилищами, города — законами о прописке, государства — границами и барьерами, земной шар — холодным космическим пространством? Разве без оград человек остается человеком? К ним он привыкает еще в пластмассовой детской коляске, в которой его катает мама, и это уже подготавливает его к последней, столь же тесной ограде из сосновых досок. И только глупцы пытаются перепрыгивать через ограды — или чтобы навестить жену соседа, или чтобы возвыситься в обществе, или чтобы предпринять кругосветное путешествие… Всуе, разумеется, поскольку человек не может быть свободен от самого себя.

Этот научный подход к проблеме свободы всегда обеспечивал мне душевное равновесие, которому завидовали мои приятели. И я был очень удивлен, когда вдруг ночью, уже весной 1973 года, я проснулся от какого-то странного беспокойства. По моему лицу прогуливались слепни, но не это меня разбудило. К ним я уже привык, и мне даже доставляло удовольствие, когда они ползали по мне. Осознав это, я подумал, что если бросить человека голодным львам и они, вместо того чтобы съесть его сразу, примутся откусывать каждый день по бифштексу а л’англе от его бедра, то он, человек, и к этому привыкнет…