В таком стиле мог выразиться сам Юлий Цезарь. Но сказать «отправляемся», естественно, легче, чем отправиться. Я сразу изложил свои планы и соображения, но мистер Лемюэль отбросил их как смешные и абсурдные: горы вокруг абсолютно непреодолимы, да если мы их каким-либо чудом и преодолеем, уибробская полиция нас, безгривных и бесхвостых, немедленно поймает — мы и глазом не успеем моргнуть. Кроме того, переплыть океан на плоту тоже дело не легкое.
Я должен был согласиться с доводами старого мореплавателя. Лина сияла, а я злился, как всегда, когда она сияла. Тем более что она предложила очень простой и доступный план: прорыть туннель под горами, а затем и под океаном и так, по суше, добраться до Европы. Капитан нашел саму по себе идею весьма оригинальной.
— Мистер Лемюэль, — вспомнил я, — два дня назад вы намекнули на то, что, если чего-нибудь очень хочешь, находятся и средства. Имели ли вы в виду что-нибудь конкретное?
— Имел, — прокряхтел капитан и печально посмотрел на меня. — Имел. Но что это было, черт возьми? Проклятый склероз! Как видите, он губит и бессмертных, вроде меня, год дем! Икскьюз ми, мадам…
Ничего не попишешь. Нужно было ждать, когда мистер Лемюэль вспомнит. Он был удручен, а я целыми днями ходил по Энсестрел стейбл и не мог найти себе места. Знаете, как бывает, когда заведешься. Однажды в Болгарии мне втемяшилось совершить экскурсию на Элтепе, причем в определенный день. Была зима, шел снег. Родопы утонули в сугробах. Я отправился рано утром, а к вечеру меня подобрали лесорубы и едва отогрели в своей избушке. Один из них деликатно намекнул, что только полный обалдуй в такое время может пойти в горы. Но на следующий день я снова двинулся в путь и достиг цели. Потом три месяца лежал с воспалением легких…
Капитан Лемюэль продолжал напрягать память, но это нам не помогло. Помогла случайность. Как-то в середине апреля я лежал в тени нашей конюшни и слушал, как на ее крыше щебечет случайно уцелевшая уибробская пташка. Так же случайно щебетание ее вызвало в моем мозгу представление о крыльях, о птичьем полете и затем о птице Рух. И я вспомнил, как когда-то капитан покинул страну Бробдингнег… Я вскричал «ура» и бросился искать мистера Лемюэля. Когда я сказал, что мне пришло на ум, он ударил себя по лбу.
— Силы небесные! Гром, молния и ливень! Будь я трижды проклят! Пусть меня повесят на рее вниз головой! Пусть мне не глотнуть больше виски!
— Капитан, что с вами? — с тревогой спросил я.
— Именно это я хотел вспомнить.
В ту же ночь, пока Лина спала, мы сели в его стойле с сосудами из тыкв в руках, и к утру план наш был готов. Чтобы сохранить все в тайне от конюшни, Энсестрел стейбл и всей Уибробии, мы дали клятву посвятить в свои планы Лину только накануне побега.
Подготовку надо было проводить в ночное время. Мы рьяно принялись за работу. В первую же ночь осмотрели ближайшие предгорья Черных скал в двух милях от Энсестрел стейбл и выбрали для нашей цели небольшой участок джунглей на полгектара, где мы могли работать, никем не тревожимые. В джунглях росли все виды деревьев, но мы остановились на ливанском кедре как на самом подходящем для нас материале. К тому же кедр — дерево, богатое смолой, то есть непромокаемое, а наше будущее сооружение именно в этом и нуждалось.
За несколько недель мы с капитаном расчистили рабочую площадку в полгектара и срубили три громадных кедра. Проделали мы это с помощью топора, который украли из ремонтной мастерской нашего стоконюшника. Хорошую службу сослужили нам и наши перочинные ножики. Из той же мастерской мы унесли и гвозди различных размеров. Потом на нескольких хвойных деревьях сделали надрезы и набрали двадцать пинт высококачественной смолы.
Строительный материал был готов. Оставалось превратить кедры в доски и планки и затем построить наше спасательное сооружение. А располагали мы только одним топором и двумя перочинными ножиками. Сами можете себе представить, сколько труда, сил и изобретательности требовала эта работа. Начали мы ее в конце апреля, а закончили в общих чертах к концу августа.