Избранное

Нужно было внимательно следить, чтобы птица Рух, внезапно появившись, не унесла наш ящик до того, как мы устроимся в нем. Мы организовали дежурство: один из нас всегда стоял возле ограды из колючей проволоки и не спускал глаз с неба над цепью Черных скал. Разумеется, большую часть вахты нес мистер Лемюэль, поскольку он не нуждался ни в сне, ни в еде. Я должен был лишь ежедневно наполнять его десятипинтовую бутыль из дубового бочонка, зарытого в потаенном месте за оградой. Я испытывал гордость, что старый путешественник открыл мне и эту тайну.

Что касается моей жены, мы с капитаном держались так, будто ее вовсе не существовало. Это подействовало на нее сильнее всяких доводов и увещеваний. Ее тут же охватили подозрения, что весь побег я организовал с единственной целью избавиться от нее, и она безапелляционно заявила, что нечего мне питать пустые иллюзии — сделать это будет не так легко, как я это себе представляю: дело в том, что она решила отправиться вместе с нами и даже с риском для жизни помешать исполнению моих бесстыдных намерений.

Так было устранено и последнее препятствие.

Да, но где же птица Рух?

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Появление птицы Рух. Автор и его жена в сопровождении мистера Лемюэля бегут из Уибробии. Что они видят с огромной высоты. Мистер Лемюэль исправляет и дополняет некоторые пассажи в своих сочинениях. Час спасения и первые контакты с человеческой цивилизацией. Второе спасение. Мистер Лемюэль омолаживается и возвращается в Англию, а автор и его жена — на свою родину.

Птица Рух несомненно учуяла запах падали. Или — это тоже не исключено — она сообразила, что наше пребывание в Энсестрел стейбл исчерпало себя и что вообще мы уже получили достаточно полное представление об Уибробии. Во всяком случае, Рух не заставила себя долго ждать.

Это произошло на рассвете 14 октября 1973 года, то есть спустя три года и три месяца после того, как мы ступили на уибробскую территорию.

Нас разбудил условный сигнал — троекратный крик совы. По-видимому, мистер Лемюэль повторил его несколько раз, пока мы наконец не появились, — птица Рух уже кружила над самыми джунглями. Она была еще высоко в небе, но мы знали, что за этим последует.

Я крикнул жене и капитану, чтобы они бежали к джунглям, а сам вернулся, чтобы попрощаться с мистером Аймсори Плизом и взять Линин чемодан — мы его чуть не забыли. Я разбудил мистера Аймсори и сказал ему, что мы отбываем.

— Ай’м сори, — с грустью произнес бывший академик. — Я все знаю. Я тоже страдаю бессонницей, мистер Драгойефф… Уэлл, доброго пути.

В последний раз я пожал двуперстую руку.

— До свидания, мистер Аймсори. Вы мудрый и милый уибробец, но, прошу вас, перемените имя. С таким именем далеко не пойдешь.

— Йес, йес, это идея… Благодарю. Я передам от вас приветы всей конюшне.

— Непременно! — крикнул я уже с улицы. — И всему Энсестрел стейблу. И не будьте таким кротким, Ваша ученость, за свободу надо сражаться.

— Йес, йес… Сражаться…

Когда я подбежал к нашему ящику, Рух уже стремительно пикировала на него. Мы быстро закрыли двери и захлопнули ставни окошка, заперли их на щеколды и задвижки. Потом улеглись в гамаки, чтобы при первых толчках не удариться о какой-нибудь твердый предмет. Мистер Лемюэль как человек, имевший опыт такого рода путешествий, посоветовал нам обвязать головы чем-нибудь мягким, потому что в прошлый раз он набил себе огромную шишку.

Так мы и сделали. С каждым мгновением наше напряжение нарастало. Рух устремилась к падали. Мы это поняли по ее остервенелому крику. Но захочет ли она ухватить кольцо клювом или уцепиться за него когтями? Вдруг она просто оторвет кусок зайчатины и улетит к своим пещерам, а мы останемся на бобах?

Ответом на наши вопросы был сильный толчок. Мы утонули в своих гамаках и почувствовали, как увеличивается наша тяжесть. Наверное, так чувствуют себя космонавты после сигнала «старт», только нас очень уж беспорядочно и бестолково трясло. Слава богу, вскоре движение нашего ящика приобрело более плавный характер, а гамаки стали равномерно покачиваться, из чего мы заключили, что летим по горизонтали. Шум крыльев гигантской птицы напоминал шум трехсот кузнечных мехов и свидетельствовал о необычайной мощи нашего полета.

— О’кей, герл, о’кей, бой! — шутливо крикнул из своего гамака капитан, но я попросил его избегать этих оптимистических восклицаний, поскольку они напомнили мне о командире «Локхида-1011» и о том, что последовало за его восклицаниями.

Да и положение наше отнюдь не было о’кей, если иметь в виду привычку хищных птиц бросать свою добычу с высоты, чтобы убить ее и потом с большей легкостью растерзать. Как поступит наша Рух?