— Ничем она мне не поможет. Не хочу.
— А если мне сейчас к вам поехать?
— Нет-нет, не надо! Я не открою вам двери. Если можете, выполните мою просьбу, а если нет, то всего доброго.
Незнакомка повесила трубку.
Гела взглянул на настенные часы. Вот-вот должно было пробить двенадцать.
— Кто это был? — спросила свернувшаяся калачиком в кресле жена.
— Не знаю, не туда попали…
— Как это не туда? Вы десять минут разговаривали! — оторвалась от телевизора дочь.
— Не твое дело. И сядь как следует! Сколько раз можно смотреть «Мост Ватерлоо»! Прямо больны этим телевизором обе!
— Ложись и спи. Разве мы тебе мешаем? — ответила жена.
— А как телефон зазвонит, так мне подбегать? Два шага им сделать лень! Где мой второй шлепанец?
Жена и дочь покосились на стоявшего в футбольных трусах и майке босого на одну ногу Гелу.
— Наверное, под кроватью. Ну иди, папа, не мешай.
— Я-то выйду. А вот ты не видишь, до чего эту девицу сигареты довели? — обратился Гела к жене. — Каков голос стал, а?
— Ничего подобного, я больше не курю! Просто немного простудилась. Иди спать! Мама, скажи ему!
Дочь снова вытянула стройные ноги и водрузила их на голову игрушечного львенка.
Гела пошел в спальню и улегся. Несколько минут он смотрел в потолок, потом снова поднялся, набросил халат, отыскал под шкафом шлепанец, подошел к телефону, спрятал в карман халата адрес Нелли Квициани и вернулся в постель.
Не спалось ему долго.
«Вот встану и поеду. Кто знает, что там с ней. Очень тревожный был голос… Поди объясни сейчас Лили, что я в полночь одеваюсь и выскакиваю из дому потому, что мне позвонила незнакомая женщина: мне, мол, плохо, живу там-то и там-то и, если вы мужчина, помогите! Во-первых, засмеет, во-вторых, не поверит, в-третьих, что-то во всем этом есть от детектива. Неужели она ко мне и впрямь случайно попала? Небось кто-то дурака валяет… Вот только голос у нее такой взволнованный и искренний…»
Люди в большинстве своем предпочитают утешать себя, и диву даешься, как оправдания своим поступкам они находят всюду, в любых ситуациях.
«Если что-то смертельное, этой ночью я ей все равно не смогу помочь, а если нет, потерпит и до утра. Завтра позвоню. Врача приведу или еще что-нибудь придумаю».
И, решив так, Гела успокоился и заснул.
Утром он едва дождался, пока жена и дочь позавтракают и выйдут из дому.
Гела никак не мог выяснить, в котором часу у дочери начинались лекции. Иногда она выходила в полдевятого вместе с матерью, а иногда нежилась в постели до двенадцати, и сколько ни бился отец, сколько ни кричал, ни выходил из себя, так и не смог воспитать дочь, как хотел. Тем более поздно было это делать сейчас — у студентки третьего курса иняза уже была своя жизнь. Гела ощущал, что мало-помалу становится чужим в собственном доме. Уходили в прошлое радости совместного бытия, общности переживаний, чувств, интересов — всего того, что так сплачивает семью. Не только дочь, но и жена не заговаривала с ним, если в этом не было необходимости. Гела оставался наедине со своими мыслями и делами. Работал он инженером-механиком в трамвайно-троллейбусном управлении. Вечерами, когда жена и дочь усаживались перед телевизором, Гела читал в своей комнате и рано ложился спать. Телевизор он ненавидел, именно его считая виновником трещины в своем семействе.
…Оставшись один, Гела перенес телефон к себе и, стоя у окна, набрал номер.
— Алло?
— Слушаю.
Это был голос Нелли, и у него отлегло от сердца.
— Как вы, Нелли?
— Благодарю вас. А с кем это я?
— Это Гела. — Вспомнив, что женщина не знает его имени, он поспешно добавил: — Вы позвонили мне ночью. Голос у вас был встревоженный…
— Ох, простите, ради бога! Муж уехал в командировку, а сын пришел вчера так поздно! Уже большой мальчик, а я извожу себя… Все у них дни рождения или еще что-то, без конца, уж причину найдут… А я больна, вот сердце, видно, и ослабло. Я уж умирать собралась — не дай вам бог испытать такое! Сначала руки и ноги закоченели, потом холодный пот выступил. Еле-еле дотянулась до телефона, набрала первые пришедшие в голову цифры и… вот попала к вам. Думала — упаду в обморок и умру, так пусть хоть кто-нибудь знает…
— Рад слышать ваш голос… А сейчас вам ведь лучше?
— Более или менее… Явился мой недоросль во втором часу, и я немного успокоилась.
— А… что все-таки вас тревожит, если можно узнать?
— Не приведи господь… вас ведь Гелой звать, да?
— Да.
— Не приведи господь, Гела, вам и вашим близким. Вот уже три года я не встаю с постели…
— ?!
— Ноги у меня не двигаются. Отложение солей.
— Так вас соли так запугали? Подождите одну минутку. — Гела открыл окно и прокричал вниз: — Ну-ка марш оттуда! Живо, не заставляйте вниз спускаться? — Он вновь взял трубку: — Извините, ребятишек шугануть пришлось. Тут у нас площадка за домом, так, с ладонь величиной, вот мы, соседи, и разбили в позапрошлом году на ней садик. А детишек потеснить пришлось. Они и озорничают в отместку, негодники, ветки обламывают.
(Автор забыл сообщить тебе, дорогой читатель, что на дворе была весна…)
— Где вы живете, Гела?