Избранное

…Да-а-а… О мешке муки мечтала, а сейчас… Аришка-то баба какая стала! Он вспомнил сестру. Статная, спокойная, на мужа не кричит. Да и сам Сашка не хапуга, хоть и шофером на мясокомбинате работает. Если грузчики когда кинут в кабину коляску колбасы — не повезет домой. Да и Аришка бы стала стыдить его за такое дело. Мирно живут, ладком, хоть хата и не новая. А моя-то? Давай новый дом, и все! Не хочу в этом, и все! У всех финские, а мы? А чем наш плохой? Финские, конечно, красивее. Но и наш-то? Большая комната, две маленьких, кухня такая, что компанию собирать можно — знали с Мишкой, что делали. Дак нет же… Хоть разводись.

«А что, если бы развестись? — Ванька задумался. — Теперь бы холостой был. Хм… гуляй на все четыре стороны, никто тебе ничего. Ни крику, ни шуму, весь свет твой… Куда захотел, туда и пошел.

Хотя стоп! Пойти-то пойдешь, а к чему придешь? К тому же и придешь, если не к худшему, попадется такая, как Торпеда, караул закричишь. Эта хоть попсихует, да отойдет, а та… Это Володька марку держит, а я бы… Нет, не надо разводов. А Наташка? А скоро, может, сынок будет, Ваня, Ванюшка. — У Ваньки все запело внутри и затеплилось, так это хорошо стало, он даже плечами передернул — вспомнил, сейчас живот у Зины, — и вздохнул. — Нет, не надо никаких разводов. Она ничего, а когда за щепками ходила…»

…Лето тогда только начиналось, работы у плотников выше головы. И когда она под вечер приходила щепки собирать, у Ваньки праздник был. Если когда задерживалась или брала не у него, места себе не находил. Куда тут — его нос повисал, — в Куприянове получше… Но такие моменты были редки, щепки она брала почти всегда у него. Может, потому, что не приставал с разными подковырками. Зато только она покажется:

— Ванькина идет.

— К нему направляется…

Один раз она не выдержала:

— Ванькина, ну и что? Завидно?

— Мы уже давно заметили, что ты к нему на свидание ходишь, — отозвался Мишка.

— Хожу, ну и что?

— За свадьбой дело, вот что!

— У тебя, паровоз, не спрошу.

— И не спрашивай, — смеялся вместе со всеми Мишка. — Только поскорее надо это дело обтяпать.

— Горит?

— Конечно, горит, — продолжал Мишка, — одни убытки. Он же весь материал на щепки изводит.

Ребята даже топоры побросали. Она покраснела, растерялась будто. Глянула на Ваньку. «Эх ты, — так и говорил ее взгляд, — за себя постоять не можешь!» Потом тоже засмеялась. Но невесело как-то. Высыпала собранные щепки, вскинула пустой мешок на плечо и побрела. Шла расслабленная, опустив голову. Немного отойдя, начала бабочек с цветов сбивать.

Ребята, нахохотавшись, притихли. До самого конца рабочего дня как в рот воды набрали. А когда пошабашили и налаживаться домой стали, Мишка крикнул:

— Стой, мужики!

— Ты чего, бугор, — спросил Володька, — уж не сверхурочную ли?

— Сверхурочную, — не поднимая головы, ответил Мишка и начал собирать щепки на разостланную телогрейку. Все ребята за ним. Потом всей бригадой, все сорок три человека направились к дому дяди Вани Мурашова и возле крыльца гору дров навалили.

Дня через два мастерил Ванька посылочку, в общаге тогда жил, — балыка, рыбки собирался матери послать. Настроение было грустное и в то же время приятное, побаливает, щемит внутри что-то, а хорошо. Мурлыкал себе под нос:

Ты не вейся, черный ворон,
Ты не вейся надо мной,
Ты добычи не добьешься,
Черный ворон, я не твой.

И так вдруг захотелось увидеть ее, так захотелось поговорить, покончить со всем этим: пан или пропал. А что? Пойду и скажу все… пусть делает, что хочет. Чего здесь…

Бросил фанерки и зашагал. Даже не думал, как и что скажет. Вошел. У них дома никого нету, только одна она возится у стола с утюгом. Не переставая гладить, повернула голову и засмеялась. Он стоял, как перегруженный паром котел — вот-вот взорвется, — в нем кипело и прыгало все. А голос был тихий.

— Ты в клуб не пойдешь? Ребята там спрашивали про тебя.

Какой там клуб, когда будний день, кому она там нужна, чтобы спрашивать про нее?

Она сразу все поняла. Стала спокойная и строгая. И он понял, что она догадалась про его вранье, но стыдно не было.

— Сейчас… сейчас… — заторопилась она, — я сама собиралась, да вот…

Такая радость зацвела во всем Ванькином теле, в каждой жилочке. И она неправду говорит и тоже, наверное, догадывается, что я знаю про ее неправду.

— Ну пойдем?

— Сейчас.

Вышли из дому и побрели в другую сторону от колхоза. Вдоль по речке за Дранку.

— Ваня, — задыхалась она, прижимаясь к его небритой щеке, — чего ж ты раньше-то?

— Не знаю.

— Я тоже не знаю.

Он весь размяк, потерял способность шевелиться. Лежал на спине, раскинув руки, и ничего не соображал.

— Ванечка, какой ты…

Нет, разводиться не надо.

Глава XXI

— Слушай, Володя. — Геннадий морщился. — А почему бы тебе эту муку не списать?

— Не получится, Геннадий Семенович.

— А уж на правление… да и вообще незачем поднимать этот вопрос.

Володька ухмыльнулся.

Все заключалось, как шутил иногда Геннадий, в «высшем пилотировании».