Пока пыхтята опрашивали и сортировали ребят, в громадном котле, вмазанном в печку, поспела манная каша. Пыхт Пыхтович, лежавший на печке, высунул язык и молча собирал им манные запахи. Пыхтята притащили из кладовой белые ведерки, разукрашенные разноцветными надписями: «Сухая ложка рот дерет», «Кашу маслом не испортишь», «Семеро с сошкой, один — с ложкой». Последняя пословица особенно нравилась семерым пыхтя-там.
Ведерки, доверху наполненные кашей, пыхтята поставили возле девочек и мальчиков — на каждого приходилось по ведерку и по пословице.
И тут стих ветерок, умолкли сороки, гулко вздохнул Пыхт Пыхтович — на крыльце появился дед Пыхто. В желтой шелковой косоворотке, подпоясанной черным шелковым шнурочком, в козловых сапожках, в новенькой кубанке с хромовым верхом.
— Не обессудьте, ребятки, если что не так. Наказание — дело суровое.
Нахмурился, надел длинные черные перчатки из овечьей шерсти. На кончиках пальцев были пришиты кисточки, срезанные с рысьих ушей.
— Что стоите, слуги верные! — Высоким, дребезжащим голосом обратился он к пыхтятам.
Пыхтята принесли толстую книгу с медными застежками на тяжелой дубовой подставке. Дед Пыхто сунулся в один карман, в другой, суетливо, быстро охлопал себя, пробормотал: «Куда они запропастились?» — потом сел, снял сапог, — да, очки были там, потому что карман в штанах давно продырявился, и очки проскользнули в сапог. Нацепил их, потрескавшиеся, вместо дужек — веревочки, и скороговоркой прочитал:
— Пункт первый — для укрепления детских нервов. Вралей, врунов, врунишек — щекотать, начиная с подмышек. Пункт второй — для детей с вредной головой. Упрямцев и упрямиц рассмешит шерстяной палец. Пункт третий — от несусветной лени. Бездельников и ленивцев — щекотать крылом птицы. Точка, точка, запятая, выйдет рожица кривая. Все! — У деда Пыхто горло пересохло, он закашлялся.
Затем дед Пыхто подкрутил усы, сдвинул на затылок кубанку, растопырил руки — закачались рысьи кисточки на перчатках, ноги согнул колесом и, приседая, попрыгивая, двинулся к сараю, где в одних маечках стояли вруны и вруши. Дед Пыхто попрыгал, попрыгал вокруг них, выкрикивая непонятные слова.
— Кух, куг, кук! — и подпрыгнул к Вове Митрину. — Пошто врешь? Пошто мамку за нос водишь?! — пронзительно тонко закричал дед Пыхто.
— Я не вру, я выдумываю, — съежился Вова Митрин. — Выдумка — не вранье. Виноват я, да? Если выдумки никто не понимает?
— Подымай руки! Живо!
Вова поднял. Дед Пыхто быстро пощекотал Вовины подмышки рысьими кисточками. И хоть Вове было вовсе не весело, он прыснул, ойкнул, гоготнул.
— Щекотно?
— Ага-га-га… — залился Вова.
— Не гогочи, не гусь. Отвечай: щекотно?
— О-о-очень-мих, мих, мих!
— Будешь врать?
— Уе-ей-ей, — приплясывал Вова. Отвечать он не мог. Дед Пыхто подскочил к Алене и даже пальцем не дотронулся, а в горлышке у нее забулькал смех.
— Боишься?
— Ой, боюсь, боюсь, боюсь!
— А врать не боишься?
— Ой, боюсь, боюсь, боюсь!
— Боишься и врешь — вдвойне поревешь.
Дед Пыхто легонько дотронулся до ее спинки рысьими кисточками — Алена завизжала, задрыгала ногами.
— Подрыгайся, подрыгайся! — Он переметнулся к Муле-выбражуле:
— Упрямая?
— Упрямая! — Муля-выбражуля подбоченилась.
— Не засмеешься?
— Ни за что!
— Сейчас узнаешь дедушку Пыхто! — Он прошелся по Мулиным ребрышкам шерстяными пальцами. Муля-выбражуля надулась от смеха, побагровела, но не захохотала.
Дед Пыхто выхватил из-за пояса маленькую щекоталку — деревянную рукоять с заячьим хвостом на конце. Причесал хвост, подул на него и, высунув язык от старания, бережно пощекотал Мули-выбражулины ребрышки.
Она фыркнула.
— Не-е-хе-хе-от! Нее… ах-ха-ха!
— То-то же! — Дед Пыхто довольно подкрутил усы, подошел к лентяям.
— Я здесь случайно! — сказал Сашка Деревяшкин. — Я хоть кто, только не лентяй. Вот посмотрите: у меня руки в мозолях. И вообще, руки у меня золотые: хоть рогатку, хоть скворечник — для меня раз плюнуть.
— А на языке у тебя мозолей нет?
— Нет.
— Покажи.
Сашка высунул язык.
— Ах, ты еще и дразнишь меня!? Старому человеку язык показываешь?
— Вы же сами велели!
— Ах, ты еще пререкаться! Зубатиться? Забыл, где находишься?
— Да не боюсь я вашей щекотки!
— Врешь!
— Хоть пятки щекочите. Приятно, и сразу дремать охота. Я часто сам себе пятки щекочу.
— Экой хвастун! — Дед Пыхто хлопнул в ладоши. — Подать главную щекоталку!
Пыхтята притащили обыкновенную скалку, обклеенную гусиными перьями. Дед Пыхто раскрутил ее меж ладоней, весело заверещал:
— А мы тебя по пузичку, по пузичку.
Гусиные перья легонько коснулись Сашкиного живота — живот вздрогнул и покрылся гусиной кожей.
— Аа! Прохватило! — Дед Пыхто еще сильнее раскрутил скалку — перья только посвистывали. Сашкин живот затрясся, и из Сашкиного горла вырвалось ленивое:
— Хо-хо-хо!
— Вот она, лень-то, смехом проступила! — закричал дед Пыхто. — Смеется лень — и ночь и день, живешь, как пень! Защекочу, кочу-кочу!
Сашка стал вскрикивать:
— О-хо-хо! О-хо-хо! О-хо-хо-хо-хо-хо!