Избранное

В комнате смеха тигр Кеша хохотал как сумасшедший, чуть живот не надорвал.

— Ое-ей! Ха-ха! Умираю! Прямо какая-то облезлая кошка. Впору мяукать. Мя-у-у! У-ха-ха! Ты посмотри, посмотри, Настя, на урода. Полосы-то на мне так и прыгают, так и ломаются.

Девочка Настя посмотрела в вогнутое зеркало — лицо оставалось нормальным, не вытянулось, не сплющилось. Серьезно, солидно, задумчиво, как всегда. Девочка Настя бросилась к другим зеркалам. Ни одно зеркало не рассмешило ее, ни одно не осмелилось искривить ее, съежить, переломить. Девочка Настя заплакала.

— Даже кривое зеркало не берет меня! По-прежнему я правильная и серьезная. Иннокентий Степаныч, что делать! Даже посмеяться над собой не могу-у…

Тигр Кеша погладил ее лапой по голове.

— Будет тебе реветь-то, Настя. Никакой еще порчи в тебе не завелось. Вот и зеркало отступило. Радуйся лучше. Голубиная, можно сказать, у тебя душа…

Вова Митрин обнимался с бегемотом Онже.

— Здравствуй, Онжешечка, здравствуй, дорогой! Видишь, как меня обкорнали. Под нуль! Ты меня, наверно, и не узнал?

— Привет, Вовка! Ух, как ты замечательно выглядишь! Похож на маленького бегемотика. Такой же лысенький, мордастенький. Пошли купаться, а?

— Кто же в сентябре купается?! Опомнись, Онже, простынешь.

— А я тут пруд заметил, когда шли. Вода теплая, в рясочке такой уютной. Пошли, Володя. Бегемотик мой закадычный. Покупай мороженое — и в воду. Посидим, поплещемся, мороженое поедим.

— Вообще-то интересно. И мороженое в воде никогда не ел. Только вот… — Вова Митрин нерешительно оглянулся на Мулю-выбражулю, которая гордо и презрительно кривила губы.

Бегемот заметил Вовин взгляд, заметил и капризно дернувшиеся губки Мули-выбражули, заметил и подумал: «Э-э, старому бегемоту все ясно». Он подмигнул Вове Митрину и обратился к Муле-выбражуле:

— Милая Катенька! Какие прелестные у вас банты. Ни одна африканская бабочка не сравнится с ними! А вишенки! Если бы бегемотики носили их, я бы попросил вас одолжить для одной моей хорошей приятельницы.

Муля-выбражуля зарделась и широко-широко улыбнулась.

— Благодарю вас, Онже. Вы так добры и внимательны. Если хотите, я могу пойти с вами к пруду. И от мороженого я бы не отказалась.

Они купили мороженого и пошли к пруду. Муля-выбражуля села на бережочке. Бегемот, посадив на спину Вову Митрина, заплыл на середину пруда, нарвал поздних, ярко-желтых кувшинок, и Вова вручил их Муле-выбражуле. Затем они ели мороженое вокруг костерка на берегу.

Старый павиан потихоньку покачивался на качелях с бледным, худеньким мальчиком, у которого когда-то угощался пельменями. Они разговаривали о жизни.

— Мой друг! — Старый павиан беззубо шамкал. — Как поживает ваша мама, прекрасная, гостеприимная мама? Она по-прежнему работает в две смены? Я вижу, вы в новой форме, в новых ботинках — я рад поздравить вас с обновами.

— Мама купила. — Худенький, бледный мальчик угостил старого павиана ириской. — Вы знаете, я теперь после школы подрабатываю на почте. Разношу газеты, телеграммы, и маме на день рождения купил косынку. Красивую-красивую.

— Представляю, как довольна была ваша мама. Благодарю за ириску. Она как раз по моим зубам. Мой друг! Вам, должно быть трудно успевать в школе и на почте. Времени свободного у меня предостаточно. Позвольте, я буду помогать вам.

— Спасибо. Я очень тронут. Но лучше я сам.

— О, понимаю, понимаю, мой друг. Я из лучших побуждений, поверьте!..

— Да, да. Я тоже понимаю. Заходите к нам в гости, мы всегда вам рады. В шахматы поиграем.

— Непременно! Непременно, мой друг, загляну.

Девочка Алена стояла с жирафом и жирафихой. Крошка Сиб и крошка Ирь — обе двухметрового роста — крутились на скрипучей карусели.

Жираф, склонив шею и приставив к Аленкиному уху длинную переговорную трубку, жаловался:

— Видите, какие у них постные, скучные мордашки? Мы с женой прямо-таки отчаялись: им все время скучно. В зоопарке им скучно, слушаться родителей — скучно, в школу пошли — скучно. Какое-то раннее равнодушие. Я в их годы занимался спортом, мог за сутки пересечь всю саванну; коллекционировал марки с изображением жирафов; увлекался перепиской со своим старшим товарищем, который живет в Лондонском зоопарке.

— Прямо не верится! — сказала Алена. — Были такие живые, резвые, веселые. И вдруг — скучают. Помните, как они играли у меня в доме и перебили все лампочки? Может, у них тоска по родине началась? По Африке?

— Их родина — плот, качавшийся на волнах океана. Они родились на плоту. Не могут же они скучать по этой посудине!

— Может быть, у них нет товарищей? — предположила Алена. — Все-таки они на голову выше всех своих одногодков, и поэтому они разговаривают только друг с другом. Может быть, они стыдятся своего роста?

— Не думаю. Нет, нет. Они не могут стыдиться, могут только гордиться, что природа позволила им на все смотреть свысока. Они умеют только гордиться и вовсе не умеют играть. Ах, боже мой, как мне это не пришло в голову раньше! Нужно научить их играть. Алена! Помогите! Научите!

Алена позвала:

— Сиб! Ирь! Хотите играть в бал?

Жирафлята подбежали, склонили к ней грустные мордочки.