— Значит, так. Вам барыня прислала туалет и сто рублей. Ну, будто бы прислала! Ну, хорошо, хорошо пусть не барыня, я сама толком не знаю, кто такая барыня. Это вроде бы женщина, которая никогда ничего не делает. Это давно было. А туалет — значит одежда. Бальная. Ясно? Ладно, будто бы я вам прислала туалет и сто рублей. Черное с белым не берите, «да» и «нет» не говорите. Не смейтесь, не улыбайтесь, губки бантиком держите. Вы поедете на бал?
— Да! — дружно согласились крошка Сиб и крошка Ирь.
— Нельзя, нельзя так говорить. Ни «да», ни «нет»!
— Все равно поедем! — закричали жирафлята.
— Вот сейчас правильно сказали. Если неправильно ответите, вы проиграли. Я беру с вас фанты и придумываю наказание: вы будете мне сказки рассказывать. Песни петь, плясать, в гамаке меня качать. Вы поедете на бал?
Сашка Деревяшкин гулял с Главным слоном по тропинкам и дорожкам сада.
Главный слон еще с порога заявил:
— Ваши качели и карусели не для меня. Не выдержат. Давай, Александр, погуляем. Очень полезно после умственного труда погулять. Вот выучусь, Александр, и буду первым слоном в мире, который знает всю азбуку. Вот тогда!.. Уж я и не знаю, что тогда делать буду!
Так тихо, мирно протекали осенние гуляния с участием зверей и животных. Из животных была одна вислоухая собака, случайно завернувшая в сад, — общего языка со зверями она не нашла, засмущалась, спряталась в кусты и до позднего вечера продремала в них.
В чистых кедрачах
Паря Михей и паря Ваней поднимались глухой тропой к кедровому перевалу, где стояла заготовительная контора. В ней принимали кедровые орехи, бруснику, лекарственные травы от людей, промышляющих в тайге, и от зверей, живущих в ней. Солнце снопами прорывалось сквозь сосны и ели, пахло прелым листом и грибами, вдалеке, ближе к перевалу, вскрикивали кедровки, а здесь, на троне, была густая, тяжелая тишина.
— Запевай, паря Михей. Что-то скучно идти.
— А какую? Марш веселых попрошаек уже нельзя, а другого пока не сочинили.
— Ну, тогда давай сочинять. Ты слово, я — слово, вот и песня готова.
— Чур, я второй сочиняю.
Слоненок долго молчал, пыхтел, наконец, тоненьким голосом запел:
Медвежонок, не раздумывая, пропел следующую строчку:
— Так нечестно, паря Михей. Ясно, что на трубе мы не играем. Нет ее у нас.
— А ты думаешь, умный не поймет, что мы по тропе идем?
— Ну, хорошо. Давай снова.
— Давай.
— Чур, я теперь второй.
Медвежонок вздохнул поглубже и без промедления пропел:
Слоненок подхватил:
— Так, так, паря Ваней! Давай дальше! Припев давай — и нашу песню запоют по всему свету.
Слоненок, весело помахивая хвостиком, пропел:
Идти сразу стало легче. Медвежонок замаршировал и хрипловатым баском допел:
Так, распевая во все горло и маршируя, вышли на большую брусничную поляну. Посреди нее на старом мшистом пне сидела сорока Маня в очках, с полевой сумкой на боку.
— Здорово, Маня! — удивленно остановился паря Михей. — Ты как здесь очутилась?
— Обследую. — Сорока Маня важно блеснула очками.
— Что обследуешь?
— Что надо. — Маня помолчала, но, видимо, ей самой ответ показался чересчур кратким. — Летаю совершенно секретно.
— Это ты-то секретно?! — Паря Михей рассмеялся. — С твоего хвоста любой секрет свалится. Давай говори, что обследуешь-то?
— Не могу. С удовольствием бы, но не могу. Главный медведь строго-настрого запретил. — Сорока спрятала очки в сумку. — Маня, говорит, если проговоришься, можешь не возвращаться.
— Либо говори, либо с глаз долой.
Сорока подпрыгнула, подлетела, кувыркнулась в воздухе.
— Ох, как охота сказать! Прямо рвется с языка. Важнейшее обследование! За всеми слежу, все записываю. И вас запишу. Где, значит, что, и что, значит, где… Ой-ой-ой, язык мой проклятый. Вырву, проглочу! А пока улечу. Главному-то что передать?
— Ничего. Обойдусь без твоих услуг.
— А-а! Все ему расскажу. Что шляешься где попало, приятелей заморских завел, жизнь медвежью забросил — ух, пар-р-ря! Задаст он тебе пар-ру! — Сорока Маня нацепила очки и полетела меж деревьями, зорко обследуя с высоты поляны, полянки, берега ручьев, звериные и людские тропы.