Волк, кувшин, река осветились лисьими отблесками. Какое-то странное сияние затрепетало в морозной ночи, оно пульсировало вместе с ударами сукновальни. Волк, скуля, сел рядом с дырой, лисица привязала кувшин к его хвосту и осторожно спустила посудину под лед. В первое мгновение кувшин потащил волка назад, к дыре, но волк крепко вцепился когтями в лед и больше назад не подавался. Лисье сияние пульсировало по-прежнему. Лисица, видимо, была довольна своей работой — покачала головой и стала рыжим своим хвостом мести лед возле волка, стараясь, по-моему, даже больше, чем следовало, потому что там и так было хорошо подметено. Сияние слегка рассеялось, его впитывала в себя серая ночь. Бесшумными прыжками лисица устремилась к берегу.
Серый волк сидел у окошка во льду и смотрел, как лисица удаляется, как грациозно она лавирует среди ракитовых кустов, не задевая ни одной ветки, и как затем она исчезает из глаз. Все существо волка взвыло: «Господи, на кого ты меня оставляешь!»
Он сидел на льду и не мог понять, наполняется кувшин рыбой или нет. Со стороны деревни доносились сонные зевки собак, в теплых уютных кошарах позвякивали колокольцы, сукновальня размахивала в темноте своими невидимыми молотами: водяное сердце деревни было еще живо и билось, хотя удары его становились все более редкими. Серый волк вздрагивал при каждом ударе, и, когда сукновальня умолкла, скованная льдом, зверь передернулся и заскулил. Он попытался выбраться на берег, но у него ничего не вышло — кувшин и хвост вмерзли в лед. Он не мог позвать на помощь. Позови он на помощь, первыми прибежали бы деревенские собаки. Лисицы нигде не было видно. В Выселках замелькал огонек керосинового фонаря — кто-то шел с фонарем проведать скотину. Серый волк унял свой скулеж и навострил уши; он весь обратился в слух, в глазах его заиграли огоньки.
Я ждал, что лисица вот-вот снова появится с петухом в зубах и бросит на реку лисьи отблески. Серый волк тоже ждал, обрабатывая настороженными ушами каждый звук. По далекому лесу, погруженному в снежное забытье, пронесся треск: дуб не успел вовремя втянуть свои соки в корни и теперь трескался от мороза, остекленевшее небо медленно и бесшумно поворачивалось вокруг своей полярной оси, а лисица все не шла и не шла. Вместо нее на улицах деревни появилась ртуть.
Ртуть катилась, поблескивая, подпрыгивала, разбрызгивалась и, снова сливаясь, быстро скатывалась по склонам. Деревня вся наклонена к реке, так что ртуть скоро стекла прямо на реку и продолжила свой путь по льду. Она поблескивала холодным блеском, подвижная, словно молния, и бесшумно и быстро текла прямо к серому волку. Так же, подобно рыжей молнии, недавно скользила по реке лисица, разбрасывая вокруг лисьи искры. Однако искры, которые разбрасывала ртуть, были холодные. Откуда появлялась эта ртуть и куда она исчезала, в деревне никому еще не удавалось проследить. Крестьяне знают только, что в январе несколько ночей подряд можно увидеть, как по улицам движется ртуть — холодная змея, извивающаяся по кривым тропкам. То ли это замерзающие холмы за деревней, сжимаясь, выдавливают из себя ртуть, то ли какой-то источник раз в год выплескивает на улицы свои излишки, никто не знал, потому что ртуть не оставляет после себя никаких следов, по которым можно было бы проследить ее путь. Она стекает в реку и скользит по замерзшим дорогам, волоча за собой искрящийся хвост белого цвета. Собаки в это время умолкают.
Серый волк тоже молчал. Я видел, как он слегка сгорбился. Ртуть, извиваясь, текла прямо на него — охватила, залила, и в одно мгновение волк сделался серебряным и холодным.
Серебряный и холодный зверь заскулил и стал отряхиваться. От него брызнул холодный блеск, слился в шар и перекатился через замерзший кувшин. Волк потускнел, потом стал совсем серым, мне показалось даже, что он обуглился и, обуглившись, застыл на льду. Ртуть продернула свою извилистую линию вдоль реки, где-то блеснуло что-то еще и слилось с мраком зимней ночи.
Тогда в кустах ракиты снова показалась быстрая рыжая лисица. Возвращаться к волку она не стала и не сжимала в зубах, как я ожидал, задушенного петуха. Она поиграла среди ракит, не задев ни одной веточки, и легко понеслась — подвижное пламя среди сугробов — прямо к деревне. Быть может, увидев или почуяв собаку под навесом, она остановилась. Постояла среди улицы, оглянулась назад на реку, где уныло сидел посеревший волк, и тоже села на снег. Ее внимание привлекло что-то в трубе нашего дома, она уставилась на трубу.
Я тоже посмотрел на трубу. Из нее вылетела искра, сонно протерла глаза, осмотрела трубу, но, поняв, что это всего лишь задымленная труба, поплясала на месте и решила спуститься во двор. Лисица следила за ней взглядом. Искра описала дугу, покружила над крышей и погасла, не долетев до двора. Она упала в снег лицом вниз, лисица ударила передней лапой по утоптанной тропинке и взмахнула хвостом. Запахло мертвой искрой, холодной сажей, в трубе засвистело.