Избранное

Я вдруг почувствовал жалость к коню и даже решил не будить его — пусть выспится… Закурил. Потом долго смотрел на снежную вершину горы и думал: «Вот и добился я того, чего хотел. Бедный конь в моих руках. Весь ум человека и заключается-то в его хитрости. Вот Хорло гордится своей красотой, мучает всех парней и радуется этому, а чему радоваться мне? Неужели же тому, что я хитростью одолел бедного ни в чем не повинного коня?» Стоило мне об этом подумать, как я захотел его отпустить.

Но какой-то неведомый голос тотчас стал нашептывать мне на ухо: «Если ты его отпустишь, односельчане скажут, что ты не сдержал своего обещания. Ты должен показать им, что Самдан человек слова».

Но время шло, и Неукротимый Вороной наконец выспался. Он фыркнул, попытался вырваться, но вскоре успокоился. Всем своим видом он словно говорил: «Как же это я попался? Может, мне это снится?»

Потом он громко заржал, покачал головой и стал обнюхивать меня. Я погладил его, приласкал, и мы направились к юрте Хорло…

— Вот такую историю я услышал от отца, — закончил свой рассказ Данзан.

Я был поражен смекалкой табунщика. Пока Данзан рассказывал, незаметно пролетела длинная зимняя ночь. Наступил мутный рассвет, перестал сыпать снег. Лошади разбрелись и стали пощипывать траву.

Как только окончательно рассвело, мы поднялись повыше по склону и спешились. Данзан, который всю ночь не курил, сейчас набил трубку и задымил. Я заметил это и спросил:

— Ты вроде бы и не куришь в другое время — с чего это тебе понадобилось закурить сейчас, когда нам уже пора домой?

— Это тоже одна из тайн табунщика, — рассмеявшись, ответил Данзан и глубоко затянулся. А потом уже серьезно добавил: — Тут своя хитрость. Табунщик обычно закуривает на верхней стороне табуна или вообще на высоком месте, но обязательно с подветренной стороны.

— Почему?

— Все дело в том, что дым от трубки заменяет самого табунщика, когда он покидает табун. У нас давно замечено, что запах дыма держится долго. Во всяком случае, до того времени, когда приедет твой сменщик, наверняка сохранится. А у серых чутье острое: они дым чуют издалека, и им кажется, что табунщик на месте. И еще: это ведь не простой дым, а с человеческим запахом. — И он посмотрел на почти уже невидимые звезды.

Я же с интересом всматривался в эту бескрайнюю, испещренную следами копыт степь, и мне казалось, что передо мной расстилается карта нашей исполинской земли.

Данзан засунул трубку за голенище и встал.

— Совсем забыл тебе сказать об одной очень важной вещи, которую обязательно должен знать каждый скотовод. — При этом он указал кнутовищем на юго-запад: — Хорошенько запомни вон те две звезды. Старики говорят, что когда они приближаются друг к другу, то непременно бывает дзут. И еще есть примета: если они совсем сойдутся, то ночью обязательно начнется буран. Что-то мне кажется, что они с каждой ночью все ближе друг к другу. А может, и нет — просто я все время об этом думаю.

Затем он объехал табун по движению солнца, окликнул его несколько раз и, обращаясь ко мне, сказал:

— Будем возвращаться. — Стегнул коня, и мы помчались к своей юрте.

* * *

Возвращаясь, мы заметили грузовую машину с тентом из серого войлока, которая стояла у нашей юрты.

— Откуда машина? — поинтересовался я.

— Из объединения, — ответил Данзан и подстегнул коня.

На этой машине я только позавчера приехал сюда, но узнал ее, когда мы уже были у самой юрты. Сразу же вспомнил ее водителя с жесткими усами, спокойного, но лукавого. И пассажиров, которые ехали тогда со мной. И то, как наша машина застряла в сугробах, и как мы ее вытаскивали… Водитель, помнится, вел себя так, словно ничего особенного не произошло. Он сидел в кабине и подбадривал нас: «Разве это сугробы! Ерунда! Копайте, копайте. А теперь подталкивайте. Вот-вот выскочим». Врач растерянно метался от колеса к колесу, пыхтя отгребал снег, но в конце концов вышел из себя: «Лучше бы на воле́ поехал, чем с таким водителем и на такой развалине…» А пожилой продавец важно ходил вокруг машины и давал указания: «Ну, где вы копаете! Вот здесь надо, перед левым задним колесом. А теперь еще чуток перед передним правым…»

«Куда же они опять собрались?» — подумал я, входя в юрту. Там было жарко и многолюдно. Я узнал всех, за исключением какого-то человека весьма высокомерного вида, который восседал на самом почетном месте. Поздоровался с гостями. Слева на кровати сидели врач и продавец, а справа — ветврач и киномеханик. Водитель с жесткими усами устроился у самого очага…

После чашки горячего чаю завязалась оживленная беседа. Из нее я узнал, что человек, разговаривающий с Данзаном, не кто иной, как заместитель председателя сельхозобъединения. И я сообразил, что вчера ночью Данзан именно о нем вспоминал: «Все из-за этого нового товарища».