Избранное

Тут Энхэ снова перебил ее:

— Мама, а волки разве говорят человеческим языком?

— Ты совсем не даешь мне рассказывать, все время перевиваешь. Если будешь мешать, я не стану тебе рассказывать.

— Я больше не буду, мама. Ты только рассказывай. — И он с головой спрятался под доху.

Мне тоже было интересно, и я, воспользовавшись паузой, ввернул:

— Должно быть, и впрямь конь, родившийся от молодой кобылицы, лучше скачет в гору…

— Нет, вы оба меня просто замучили своими разговорами, — в шутку рассердилась она. Потом сказала: — Не знаю, не знаю… Но старики говорят именно так. Лошади, родившиеся от молодых кобылиц, видно, сильнее, и они на одном дыхании могут одолеть любой подъем, а когда они бегут под гору, то у них кровь приливает к голове. У коней же, родившихся от старых кобылиц, все наоборот, и они…

Но Энхэ не дал ей договорить:

— Мама! Почему ты не рассказываешь? Я ведь молчу…

— Слушай тогда внимательно… И вот табунщик подумал: завтра уж вам от меня не убежать, я на своем гнедом коне, родившемся от гнедой кобылицы со звездочкой на лбу, непременно вас настигну. И возвратился домой. Но тот волшебный волк тоже не дремал. Узнав, что задумал табунщик, он сказал другим волкам: «Табунщик завтра будет преследовать нас на своем гнедом коне, родившемся от гнедой кобылицы со звездочкой на лбу, но, поскольку кобылица была старой, нам нужно сначала бежать под уклон, а потом неожиданно повернуть в горы. Тогда он нас не догонит». Остальные волки опять согласились.

Наутро табунщик стал преследовать их на своем гнедом коне, но так и не настиг — волки сначала побежали под уклон, а когда табунщик стал настигать их, то неожиданно повернули в горы.

Тогда хозяин табуна решил настичь волков на своем Неукротимом Гнедом и возвратился домой. Однако тот волк своим волшебством узнал и об этом решении табунщика и рассказал остальным: «Сегодня ночью нам надо съесть этого Неукротимого Гнедого. Если мы этого не сделаем, то он настигнет нас — куда бы мы ни побежали, ничто нам не поможет». Другие волки снова согласились с ним. Темной ночью они подкрались к табуну и сразу же заметили пасущуюся в сторонке худющую гнедую клячу.

Тут снова заговорил волшебный волк: «Вот на нем-то и собирается он завтра догнать нас, чтобы убить».

Но на этот раз те двое не согласились: «Прорваться к табуну и довольствоваться такой клячей? Нет! Так удача нам может изменить наконец. Лучше уж попробуем жирное мясо яловой кобылицы». Тогда волшебный волк тяжело вздохнул и говорит: «Теперь нам осталось встретиться трижды: на Алтайском хребте — это раз, затем на спине Неукротимого Гнедого — это два, и наконец на плечах табунщика — это три». Сказал так и ушел.

На другое утро табунщик сел на своего Неукротимого Гнедого и стал преследовать волков. И он настиг всех троих на Алтайском хребте, убил, положил рядышком и присел отдохнуть. Так произошла их первая встреча, как и говорил волшебный волк.

Затем табунщик навьючил их на своего Неукротимого Гнедого и привез домой. Это была их вторая встреча, как и говорил волшебный волк.

После табунщик сшил себе из волчьих шкур доху и надел ее. Так встретились они в последний раз, как и говорил волшебный волк.

Вот так избавился табунщик от волков и зажил счастливо и беззаботно, — закончила свой рассказ Саран.

Энхэ удивленно взглянул на свою доху и спросил:

— Мама, тебе эту сказку папа рассказал?

— С чего ты взял?

— Это же про нашего папу. Ты рассказывала про трех волков, которых папа убил в прошлом году, а доха из твоей сказки — вот она… Ну ладно, расскажи еще.

Саран посидела немного молча и начала:

— Давным-давно…

Наши сани по-прежнему бесшумно скользят посреди бескрайней степи. Саран продолжает рассказывать сыну сказку…

Я снова стал пристально вглядываться в эту белоснежную ширь. Мне тоже хотелось услышать неизвестную доселе сказку, и я надеялся, что мне расскажет ее безлюдная степь.

У нее, должно быть, несметное количество сказок, но почему она не хочет рассказать их человеку? Может, время стерло все, и она позабыла свое прошлое? Возможно, что и так. И нет тут ее вины. А если бы все же напомнить ей ее тысячелетнюю историю, то она, наверное, рассказала бы нам, что с ней было в давние времена. Но заставить ее заговорить сможем только мы — молодежь. Мы ведь родились на этой земле, и она нам приходится матерью, а мать ничего не жалеет для своих детей. Надо поступить точно так же, как маленький Энхэ, который уговорил свою мать рассказывать ему сказки… Еще расскажет нам эта степь о себе. Да она и сейчас уже рассказывает. Ведь нынешняя молодежь дотошно исследует всю ее историю, вплоть до древних сказаний, бытовавших когда-то здесь. История ее неисчерпаема, и хватит ее еще на многие века. Но я не знал ее языка и не мог заставить ее вымолвить хотя бы одно-единственное слово, чтобы приоткрыть сокровенные тайны ее многомиллионной истории. Поэтому мне было грустно.

И вдруг я заметил далеко впереди что-то огромное, будто гигантский динозавр встал на задние ноги и уставился на нас. «О чем думаешь, то и увидишь», — подумал я и спросил у Саран:

— Что это виднеется впереди?