Избранное

Конечно же, выделиться среди множества других и стать вожаком многотысячного табуна один обыкновенный жеребец не может. Такого не бывает. Но и здесь встречаются порой выдающиеся жеребцы, как, например, этот Бурый. Молодым он не знал страха ни перед стаей волков, ни перед буранами. Он, наоборот, словно ждал их и готов был стоять насмерть. Как только начинался буран, он тут же отделялся от табуна, становился против ветра и, фыркая, бил копытами землю. Стоило лошадям двинуться по направлению ветра, как он начинал гнать их в обратную сторону, легко переносясь по сугробам и взмахивая своей развевающейся лохматой гривой. Он как бы говорил им: «Чего испугались? Это же чепуха». Ему, похоже, тогда и в голову не приходило, как тяжело устоять против ветра молодняку, жеребятам, стельным кобылицам и старым лошадям. Но время берет свое, и Бурый тоже изменился с тех пор. Теперь он как только почувствует буран, так сразу же пытается увести табун в безопасное место. Случается, что молодые жеребцы начинают вести себя так же, как и он в молодости. Тогда он безжалостно расправляется с ними… Вот какой вожак вел сейчас свой табун в ущелье.

— Прижимай! Дэрэм! Молодняк поворачивает назад, не видишь, что ли! — кричал Данзан. Мне казалось, что головная часть табуна провалилась куда-то в расщелину, а Данзан все не умолкал: — Эй! Смотрите, как бы табун не повернул назад… Дэрэм, отгоняйте подальше от входа!.. Следи за восточной стороной, я встану на западной, а ты между нами.

Так и стояли мы, ожидая, пока стихнет буран. Табун, который только что был неуправляем, успокоился, лишь изредка доносилось фырканье лошадей. Ущелье как бы специально было сотворено природой для таких случаев. Мы попеременно покрикивали, подбадривая табун. Но буран, казалось, не только не стихал, но и еще более усиливался и свирепел: гул над нами нарастал, словно все алчные хищники земли собрались здесь, лязгая зубами и завывая в предвкушении пиршества. Вдруг где-то над головой разнесся треск падающих деревьев, затем они и в самом деле с грохотом полетели в ущелье. Табун тут же всколыхнулся и в страхе попытался прорвать кольцо, чтобы выскочить из ущелья. Я тревожно поглядывал вверх. Как знать, возможно, сейчас прямо над нами на самом краю пропасти раскачивается какой-нибудь громадный валун… Ведь в такой мгле ничего не видно. И вдруг Данзан спросил:

— Ты хорошо закрепил юрту?

— Хорошо, все будет в порядке! — прокричал я в ответ, поняв, как он сейчас переживает за жену и сына.

Где-то с полуночи буран начал стихать. Порой становилось совсем тихо, но потом гул вдруг усиливался. Затем опять все затихало. Словно у тех хищников силы были на исходе, и они, только передохнув, снова начинали угрожающе рычать и выть…

И все же постепенно буран утихомирился, и на небе то там, то здесь замерцали звезды. Вдруг воцарилась такая тишина, что трудно было поверить во все, что творилось здесь несколькими минутами раньше.

Тем не менее мы решили держать табун здесь и зорко следили за входом в ущелье. Вдруг Данзан крикнул:

— Смотрите! Звезды, те самые!..

Я посмотрел на небо и увидел, что Данзановы звезды совсем сблизились.

— Теперь они начнут постепенно удаляться друг от друга, и тогда потеплеет, — добавил Данзан.

— Мы-то еще ничего, справились, а вот как другим скотоводам пришлось? — заметил я.

— А что с ними могло случиться? Должно быть, так же, как и мы, укрылись где-нибудь… У нас ведь нет ни одного табунщика, который бы не знал об этих звездах.

Стало светать, и уже можно было кое-что различить вокруг. Данзан снова заговорил:

— Интересно, как там мои переночевали?

— Действительно, а что, если тебе сейчас же к ним поехать? А мы с Дэрэмом дождемся рассвета и выгоним табун на пастбище.

— И в самом деле как-то неспокойно на душе, — ответил Данзан и повернул свою лошадь. Но, подъехав к выходу из ущелья, он вдруг крикнул: — Эй! Нам отсюда теперь уже не выбраться.

Мы тут же поспешили к нему и увидели, что выход завалило снегом. Занос был такой высокий, будто сюда собрали весь снег, выпавший в окрестностях ущелья. Местами лошади проваливались по грудь. Ничего не оставалось, как раскапывать. Мы трудились долго, пока не проложили узкую тропинку, по которой едва мог проехать один всадник.

* * *

С каждой ночью мерцание звезд становилось все более тусклым, да и снег уже сверкал не так ослепительно, как прежде: значит, мороз постепенно ослабевал и приближалась оттепель. Снег еще не пестрел проталинами, но сделался рыхлым и осел. Дали по-прежнему затуманены, но это уже не изморозь, а пар, какой идет от кипящей воды. Воздух мягкий и влажный, и даже на душе стало легко и просторно.

Я с головой окунулся в сельскую жизнь, и теперь безлюдная степь, горы и долины, ночное небо, холодная пурга, кочевье и табун — все это составляло частицу моей души и жило во мне. В юрте отгонщика теперь даже жарко. Ночами в открытое дымовое отверстие можно любоваться мерцающими звездами.