Избранное

Но у Кривого уже пропало желание разговаривать. Ругаясь, он поспешил в дом. Петря напоил волов, потом запряг их, вытащил из-под навеса жнейку, взвалил на телегу и поехал в поле. По его размеренным движениям трудно было догадаться, как кипит в нем кровь. Но это была не последняя стычка с Нэдлагом. Однажды Петря схватил его за грудки, припер к стене стойла и спросил дрожащим от сдерживаемой ярости голосом:

— Может, попа позвать отпустить твои грехи?

После таких стычек хотелось бежать хоть на край света. Но Петрю удерживала тайная надежда узнать, что делает Ана, как она живет, не вышла ли снова замуж. Один за другим проходили дни, долгие, тягучие, полные горечи и страдания. Надежда его сбылась только на Илью-пророка, когда в Брецке бывает ярмарка. С каким нетерпением он ожидал этого дня! Он молил бога и всех святых, чтобы встретить там кого-нибудь из Нимы или хотя бы из Кэрпиниша. Он слонялся по ярмарке из конца в конец и искал. Когда он увидел Иона Хурдубеца, вся кровь у него прилила к лицу. Ион стоял среди кучки людей и внимательно наблюдал за выводкой пары волов. Петря подошел и легонько хлопнул его по плечу:

— Привет, Ион!

— Привет. Э, да ты откуда взялся? Ха-ха-ха! — От радости Ион даже растерялся и покраснел. Если бы ему не было стыдно перед людьми, он бы обнял и расцеловал Петрю. — Ну, как у тебя дела?

— У меня — хорошо.

— Э, да ты словно отощал? Смотри-ка, прямо святой с иконы.

Они заказали по стаканчику вина, но после первого взрыва радости разговор как-то замер. Время от времени они роняли слова, далекие от того, о чем оба думали. Об Ане хотел услышать Петря, но спросить не решался. Только об Ане и хотелось говорить Иону Хурдубецу, но начать первым он не отваживался. Беседа не вязалась, а вскоре и совсем заглохла.

— Хороший выдался год!

— Хороший! — Петря подумал, что для него-то он вовсе не хорош.

Гнетущее молчание тянулось до бесконечности. Оба медленно потягивали из стаканов.

— Знаешь, у нас теперь все наладилось.

— Слыхал, что наладилось.

— Может, и у нас коллективное хозяйство организуется. Уже поговаривают. Овцеводческое хозяйство. Приезжал тут зоотехник, обошел и Гургуй и Дупэтэу. Сказал, что для травы там место подходящее и овец можно выращивать тысячами.

— Это хорошо. — А про себя Петря думал, что это вовсе не его радости.

— Будь что будет, а осенью организуем артель. Ковры будем ткать. Ана и Мариука обучают девушек и женщин. Вот пойдет дело!

— Да! Артель — это хорошо.

Скрутили еще по цигарке, выпили еще по стаканчику. Солнце стало склоняться за полдень. Толпа на ярмарке поредела, а они все сидели, избегая говорить о том, о чем оба только и думали.

— Наш кружок вышел в Регине первым. Слыхал?

— Слыхал.

— Я грамоту получил.

— Здорово!

— Теперь все идет как по маслу. И хор.

— И хор?

— Угу. У нас и учитель хороший. И еще один кружок чтения есть в доме Ромулуса Пашка.

— Да он читать-то не умеет.

— Теперь умеет.

— Научился?

— Научился. Налаживаем зоотехнический кружок. Томуца им руководит. Поначалу не хотел. Говорил, читать не умеет. Научился. А в овцах-то он понимает.

— Да. В овцах он понимает.

— И ты понимаешь!

— И я, может, понимаю. А кто в танцевальном кружке?

— Да ты всех знаешь. Прибавился только Артимону Сэлкудяну. Лихо пляшет.

Петря хотел было спросить, с кем он пляшет, но слова застряли у него в горле.

— У него и пара хорошая, — прибавил Ион, опрокинув стакан вина, — Леонора Кукует.

— А! — вздохнул Петря, и словно гора свалилась у него с плеч.

Время шло, ярмарка кончилась. Пустая бутылка, забытая, стояла перед ними, а они все сидели и чего-то выжидали.

— Так, значит!.. У вас все хорошо… — задумчиво пробормотал Петря.

— Да не все…

— Нет?

— Нет. Много еще таких, которые не ходят в клуб. Им на посиделках у Истины Выша интереснее. Туда и Константин Крецу ходит. Гулянки такие закатывают, только пыль столбом, противно даже. Один стыд. По воскресеньям пляшут и напиваются.

И они снова в замешательстве умолкли.

— Двадцать третьего августа будем плясать в Тыргу-Муреше, — нарушил молчание Ион.

— Да?

— Если и там победим, получим приемник.

— Ну?! Тогда надо победить!

— Победим… Ну, Петря, я пойду. Солнце скоро зайдет, а идти далеко.

— Далеко… — вздохнул Петря, и его охватила тоска. Он чувствовал, что теряет последнюю надежду. Может быть, Ион потому ничего и не сказал об Ане, что не хотел делать его жизнь еще горше.

— Ну, Петря, — вдруг выпалил Ион, — пошли домой. Пошли, уж Ана так тебя дожидается.

Петря не ответил. Он пошел, словно пьяный. Ему хотелось кричать от радости и бежать со всех ног.

Вдруг он остановился, окликнув Иона. Когда тот обернулся, он судорожно схватил его за руку и тихо спросил:

— А она все заведует клубом?

— Конечно! Да еще как заведует! Другой такой не скоро найдешь.

— А инструктор этот приезжал?

— Приезжал. Ему наш клуб нравится. Хвалит нас.

— И все так же смеется?

— Ну и что ж?

— Ну, будь здоров, Ион. Мне пора.

И он пошел, как осужденный идет на казнь.

* * *