Солнце уже садилось, когда с вершины Качахи послышалась песня. А спустя некоторое время показались и сами певцы. Были они молодыми ребятами, но шагали так медленно и грузно, словно месили глину для тонэ. По всему было видно, что они сильно устали. Но все едино пели. Кто мог подумать, что они сумеют всего за один день управиться с этими непролазными зарослями. И такое поле расчистили — хоть скачки устраивай. Рубка еще куда ни шло, корчевка — вот что измотало душу виноградарям. Правда, ввечеру, когда обмеряли расчищенный участок, из их груди сама собой полилась песня.
Велисцихские комсомольцы не стали дожидаться постановления правительства. Стоило им только дознаться о переменах к лучшему в судьбе Череми, как они тут же, не мешкая, создали бригаду. На рассвете следующего дня они уселись в грузовые машины и направились в Череми. У старых токов они выгрузились и, взвалив на спину кирки, ломы и топоры, харчи и спальные палатки, пешком двинулись вверх по лесистому склону.
…Гости осмотрели участок, очищенный молодежью. К пашне не придерешься, хоть сейчас плуг запрягай и паши сколько душе угодно.
Было уже поздно, легкие голубоватые сумерки быстро объяли гомборские склоны, но гости и хозяева еще долго не могли расстаться друг с другом.
В задушевной беседе один из гостей сказал молодежи:
— Каждый комсомолец должен считать заселение и возрождение наших гор своим неотложным национально-патриотическим делом! Не пожалеем же сил на то, чтобы люди, живущие в горах, как можно полнее и всестороннее, всеми своими условиями труда и быта сравнялись с жителями долины. Очень трудная и очень сложная работа ожидает нас, друзья, но, когда дело касается будущего нашей республики, ничего непреодолимого не существует.
Ничего непреодолимого не существует!
В это уверовала гурджаанская молодежь, приняв активное участие в субботниках, устроенных на черемской земле.
Первый секретарь Гурджаанского райкома комсомола Гоги Мачхашвили, как на духу, признался мне: — Первоначально не верилось, что наших сил достанет на такое огромное дело. Восстановление и возрождение Череми было сопряжено со многими трудностями. Бездорожье, отсутствие воды и света, нехватка рабочей силы. В заброшенной деревне не было даже какой-нибудь землянки, чтобы человеку укрыться от непогоды! Надо было расчистить тысячу пятьсот гектаров заброшенных земель.
Было еще одно обстоятельство — у черемцев, поселившихся в долине, уже подросло новое поколение. А у нового поколения, как известно, новый взгляд на вещи, новый задор и новые замыслы. К тому же помните: «Где родился я и рос — там и родина моя!» Но я заблуждался, зов крови сделал свое! Все — старые и молодые — поклонялись, оказывается, одному и тому же богу — Череми. Я видел лишь трудности и не сумел учесть, что на праведное дело люди не переведутся.
И не перевелись!
Составили двадцать две бригады по десять-пятнадцать комсомольцев в каждой, на бывшем току в Черемском ущелье раскинули большие палатки, водрузили знамя Грузии, и… закипела работа. Не было на протяжении всего лета ни единого случая, чтобы какой-нибудь член бригады не вышел на работу или захлопал в ладоши при виде грозного облака, дескать, шабаш, ребята, пора разбегаться по палаткам…
— Единодушие нашей молодежи, бескорыстная увлеченность делом, самоотверженность, наконец, невольно вызывали в памяти субботники первых пятилеток, — как-то сказал мне первый секретарь Гурджаанского райкома партии Бичико Шинджиашвили.
Прошло уже более трех тысяч лет с тех пор, как кахетинский крестьянин взлелеял древо жизни — виноградник, и установил в марани давильню из ствола вяза. Эти тридцать столетий открыли, каковы все тайны виноградной лозы, но не думаю, чтобы когда-нибудь свершилось такое чудо, которое происходит в эти дни на глазах у всего народа. В 1972 году Гурджаани дал стране 25 тысяч тонн винограда, но прошло немного времени — всего лишь мгновение ока в вечной жизни лозы — и даже трудно поверить, какой же ртвели постучался к нам в дверь.
150 тысяч тонн винограда!
Вот какую благодать принесет ртвели нынешнего года благословенной земле Грузии.
25 тысяч и 150 тысяч!
Разве это не чудо?
Не прошло и десяти лет от первой цифры до рождения второй. Эти цифры уже не нуждаются в моем вмешательстве. Слова тут так же излишни, как пламя восковой свечи после восхода солнца.