Избранное

– А теперь, – сказал старик, – сложи свои инструменты. Завтра рано утром я за тобою вновь прилечу, и ты снова побреешь этого отрока.

– Завтра я не могу, – устало возразил Пивораки. – Завтра я работаю в утренней смене.

– Меня это не касается! – сурово отозвался Хоттабыч.

Наступило тяжёлое молчание. Потом Степана Степаныча озарило:

– А почему бы вам не попробовать одно тбилисское снадобье? Прекрасное средство.

– Это такой порошочек? – вмешался Волька, который до этого времени молчал как убитый. – Кажется, это такой серенький порошочек?.. Я где-то о нём слышал… или читал…

– Вот именно, порошочек! Серенький такой! – обрадовался Пивораки. – Производится в Грузии. Прекрасная солнечная страна. Лично я просто без ума от Грузии. Изъездил её во время отпуска вдоль и поперёк. Сухуми, Тбилиси, Кутаиси… Нет лучшего места для отдыха! От души советую вам на основании собственного опыта обязательно побывать в… Простите, я несколько отклонился от темы. Так вот, насчёт порошочка. Стоит смазать им щёки, и самая густая борода сразу сходит без остатка… Правда, через некоторое время она снова вырастает.

– У моего юного друга она больше не вырастет, – остановил его Хоттабыч.

– Вы уверены? – удивился Пивораки.

Хоттабыч высокомерно промолчал. Он считал ниже своего достоинства посвящать в свои дела какого-то низкородного брадобрея…

Не более чем минутой позже в городе Тбилиси, в раздевалке одной из местных бань, был замечен старичок в старомодной соломенной шляпе канотье, просторном парусиновом костюме и розовых, расшитых золотом и серебром сафьяновых туфлях с высоко загнутыми носками.

Не раздеваясь, он проник в моечное отделение. Здесь ему в нос ударил запах серы, в чём не было ничего удивительного, ибо это были знаменитые тбилисские серные бани. Зато человек, вошедший одетым в переполненное паром моечное отделение, не мог не вызвать удивления.

Провожаемый любопытными взглядами, он невозмутимо проследовал к разбитному банщику, который с редким трудолюбием мылил покорно склонённую голову пожилого гражданина с пышными седыми усами. Остановившись в нескольких шагах от этого банщика – его звали Вано, – старичок с величавой медлительностью снял с себя парусиновый пиджак.

– Генацвале, – благожелательно промолвил Вано, – у нас раздеваются в раздевалке. Здесь моются.

Старичок снисходительно усмехнулся. Он и не собирался мыться. Просто ему было несколько жарковато в пиджаке.

– Подойди ко мне! – приказал он Вано и стал томно обмахиваться шляпой. – Только поторапливайся, если тебе дорога жизнь.

Банщик миролюбиво ухмыльнулся:

– Генацвале, в такое прекрасное утро особенно ценишь жизнь. Сейчас я буду к твоим услугам.

Он окатил водой намыленную голову седоусого клиента, шепнул ему на ухо несколько слов, и тот понимающе кивнул головой.

– Слушаю тебя, отец, – сказал Вано, приближаясь к старичку.

Тот строго спросил его:

– Скажи мне без утайки, о банщик, точно ли это те самые прославленные тбилисские бани, о которых я слышал столь много достойного удивления?

– Они самые, генацвале, – горделиво приосанился Вано. – Весь мир объедешь, другой такой бани, как наша, не найдёшь. Значит, ты, я так понимаю, нездешний?

Но старичок надменно пропустил этот вопрос мимо ушей.

– А если это те самые бани, которые я искал, то почему я не вижу той поистине волшебной мази, от которой, как говорят люди сведущие и доверия достойные, человеческие волосы выпадают без остатка?

– Ах вот в чём дело! – обрадовался Вано. – Тебе нужно «таро»? Так бы ты сразу и сказал, генацвале.

– Хорошо, – сказал старичок, – если это называется «таро», то принеси мне сюда «таро». Только не медли, если тебе…

– Знаю, знаю: если мне дорога жизнь. Бегу, бегу!..

Немало пришлось этому бывалому банщику сталкиваться на своём веку с разными чудаками, и он знал, что самое умное – это не пускаться с ними в пререкания.

Он вернулся с глиняной мисочкой, наполненной порошком, похожим на золу.

– Вот, – сказал он, запыхавшись, и вручил старичку мисочку. – Весь свет обойдёшь, такого замечательного «таро» не найти. Слово мойщика!

Лицо старичка потемнело от гнева.

– Ты смеёшься надо мною, о презреннейший из банщиков! – проговорил он тихим, но очень страшным голосом. – Обещал принести чудесной мази, а норовишь, словно плут на базаре, всучить мне дрянную плошку с каким-то невзрачным порошком цвета хворой мыши!

И старичок с такой силой фыркнул, что всё содержимое плошки тучей взвилось в воздух и осело на его волосах, бровях, усах и бороде. Он был, однако, так разъярён, что даже не счёл нужным отряхнуться.

– Напрасно сердишься, генацвале, – рассмеялся банщик. – Нужно разбавить этот порошок водой, и получится как раз та самая мазь, которая тебе так желательна.

Старичок понял, что он зря раскричался, и ему стало совестно.

– Жарко! – пробормотал он смущённо. – Пусть прекратится вокруг меня эта томительная жара! – И совсем тихо добавил: – А покуда промокнет моя борода, пусть вся моя волшебная сила останется в пальцах… Итак, пусть прекратится вокруг меня эта томительная жара!..

– Вот это уж от меня никак не зависит, – развёл руками Вано.