Избранное

Из Санкт-Петербурга сообщали, что обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев пожалован в статс-секретари. По случаю Нового года пожалованы ордена министрам: народного просвещения графу Делянову — орден Андрея Первозванного с бриллиантами; иностранных дел Гирсу — орден Андрея Первозванного (без бриллиантов); министру двора графу Воронцову-Дашкову орден Владимира первой степени; внутренних дел Дурново — Александра Невского с бриллиантами; товарищу министра народного просвещения князю Волконскому Александра Невского с бриллиантами; главноуправляющему собственной Его Величества канцелярии по учреждениям императрицы Марии Протасову-Бахметьеву Александра Невского; министру Великого княжества Финляндского Дену — орден Белого Орла; министру финансов Витте — Анны первой степени. В Императорском Болшом театре артистами Императорских театров представлено будет в 393-й раз «Жизнь за царя», опера в 4-х действиях с эпилогом (в 2-х картинах), сочинение барона Розена. Музыка соч. М. И. Глинки.

В Императорском Малом театре представлено будет «Аррия и Мессалина», трагедия в 5-ти действиях в стихах, Адольфа Вильбрандта.

В театре Корша. «Столичный воздух» — комедия в 4-х действиях Блюменталя и Кадельбурга (50-е представление). Участвуют госпожи Мартынова, Кошева, Куд-рина, Красовская, господа Сашин, Людвигов, Визовский, Светлов, Яковлев. «Школьная пара» — комедия в одном действии Бабецкого. Участвуют: госпожа Домашева, господа Орленев, Яковлев 2-й.

Театр «П а р а д и з». Труппой русско-малорусских артистов под упр. Н. К. Садовского дано будет представление. Подробности в афишах.

В Московском Экзерциргаузе (гор. манеже) большие денные и вечерние рождественские; гуляния.

В цирке Саламонского (Цветной бульвар, собственный дом) большое представление. Подробности в афишах.

III

— Газетку читаем, землячок?

Антошин оглянулся. Справа от него пристроились на скамейке двое молодых людей — гимназист и студент. Оба в форменных шинелях и фуражках, свежие, оживленные, добродушные и любопытные.

— Пытаюсь, ответил Антошин.

— Трудно небось? — посочувствовал гимназист.

— Да не так чтоб очень.

— Хорошо, значит, грамотный?

— Более или менее, — сказал Антошин. Его забавлял и чуть-чуть раздражал мальчишески-снисходительный тон гимназиста.

— Сам на эту газету подписываешься или у хозяев одолжаешься? — продолжал свои расспросы гимназист.

— А вы, господин гимназист, со всеми незнакомыми людьми на «ты» или только с простонародьем? — полюбопытствовал Антошин, не повышая голоса.

Студент глянул на Антошина с приятным удивлением. Гимназист покраснел.

— Я так для доступности, — пробормотал он, все больше краснея, — для простоты обращения…

— Я нашел ее на снегу, у скамейки, — протянул ему Антошин газету. — Если это ваша, то пожалуйста… Гимназист вспыхнул:

— Ни один приличный русский человек не читает «Ведомостей Московской городской полиции»!.. Ни один уважающий себя русский человек не опустится до того, чтобы…

Очевидно, он сел на своего любимого конька, потому, что студент бесцеремонно перебил его.

— Хотелось бы узнать, — обратился он к Антошину, какое она на вас производит впечатление, эта газета?

Студент был серьезен, благожелателен и, видимо, искренне заинтересован таким редким явлением — крестьянским парнем, читающим газету.

Тут мы считаем нужным еще раз подчеркнуть, что в тот день Антошин еще склонен был относиться ко всему, что так неожиданно и непонятно на него навалилось, не задумываясь и шутливо.

— Других газет я пока ке видал, — сказал Антошин. — Сравнивать поэтому не могу. Но… — тут он вдруг, сам того не желая, ухмыльнулся, — но информация в ней неполная, это факт.

Вряд ли во всей Московской губернии, включая стольный град Москву, можно было в тысяча восемьсот девяносто четвертом году насчитать десяток простых, только что распростившихся с деревней крестьянских парней, которые знали бы значение, а тем более свободно пользовались такими редкими и учеными заграничными словами, как «информация» и «факт». Если раньше студент заинтересовался Антошиным, то теперь он уже был явно заинтригован.

— Информация, говорите, в ней неполная? — протянул он, казня презрительным взглядом совсем присмиревшего гимназиста. — А почему вы считаете фактом, что информация в ней неполная?

— А вы судите сами, — без тени улыбки отвечал Антошин и ткнул пальцем в обширную заметку на третьей полосе «Ведомостей». — Вот сообщают, например, что вчера прибыли в Москву тайный советник Шмит, действительные статские советники Зилов, Лестушевский, Пупешников — самые что ни на есть замшелые чинуши, бюрократы, канцелярские крысы, какой-то камердинер высочайшего двора Никифоров…

— Не камердинер, а камергер, — поправил Антошина гимназист, который следил за его указательным пальцем, водившим по строкам заметки.

— Одна дрянь! — сказал Антошин. — И камердинер холуй, и камергер — холуй.

— Э-э-э, братец! — покосился на него гимназист. — С такими словечками надо, братец, поосторожней!.. За такие словечки, братец, раз-раз и быстренько туда, куда Макар телят не гонял!