Избранное

И старик остался наедине с собой и нетронутым обедом. Он сидел, поджав под себя ноги, прямой, надменный и торжественный, как восточный божок. Но лишь мальчики скрылись за пологом, отделявшим каюту от палубы, Хоттабыч стал изо всей силы колотить себя по голове своими сухонькими, но крепкими, как железо, кулачками. Горе, горе бедному Гассану Абдуррахману ибн Хоттабу! Опять что-то получилось совсем не так, как ему хотелось. А ведь как хорошо началось путешествие на «Любезном Омаре»! С каким искренним восторгом хвалили ребята его убранство, его паруса, игравшие на солнце всеми цветами радуги, его мягчайшие ковры, в которых босая нога блаженно утопала по самые щиколотки, его драгоценные поручни из чёрного дерева и слоновой кости, его могучие стройные мачты, отделанные мозаикой из прекраснейших и редчайших камней!

Почему же вдруг пришла им в голову такая странная причуда? А вдруг это не причуда, не каприз, а совсем-совсем другое? Сколь удивительны эти отроки, отказывающиеся, несмотря на голод, от пиршества только потому, что его слугам не позволено отобедать с ними, как равным с равными! Ах, как непонятно, обидно и голодно, очень голодно было Хоттабычу!

Пока чувство привязанности к Вольке и Жене боролось в груди старика с предрассудками тысячелетней давности, наши юные путешественники горячо обсуждали создавшееся положение. Слуги Хоттабыча старались не показываться им на глаза, но один из них – не то по рассеянности, не то по неосторожности – вдруг показался из той самой конуры, которая, по первоначальным предположениям Вольки, предназначалась для пленных пиратов. Значит, эта убогая конура служила на роскошном «Любезном Омаре» кубриком для матросов.

– Не-ет! – возмущённо заключил Волька. – На таком корабле мы ни за что не останемся! Или Хоттабыч немедленно, сию же минуту, изменит порядки на нём, или пускай старик возвращает нас домой, а нашей дружбе с ним конец.

И вдруг они услышали позади себя голос Хоттабыча.

– О паруса моего сердца, – обратился к ним лукавый старик так, словно ничего особенного не произошло, – зачем вы теряете время здесь, на палубе, когда вас ждёт изысканнейший и сытнейший обед? Индейка ещё дымится, но она ведь может остынуть, и вкус её тогда неминуемо ухудшится. Поспешим же обратно в каюту, ибо и возлюбленные мои матросы и я, покорнейший ваш раб, изнываем от голода и жажды.

Ребята заглянули в только что оставленную ими каюту и увидели матросов, чинно восседавших на ковре в ожидании их возвращения.

– Ладно, – сухо промолвил Волька. – Нам ещё придётся, Хоттабыч, очень серьёзно с тобой потолковать. А пока приступим к обеду.

Не успела закончиться трапеза, как на море поднялось сильное волнение; маленькое судно то взлетало на гребень большой волны, то оказывалось в глубоком ущелье между двумя громадными водяными стенами. Волны, гремя и свирепо шипя, перекатывались через палубу и уже давно смыли в море покрывавшие её ковры. Водяные потоки то и дело врывались во внутренние покои. Стало холодно, но жаровню с горячими угольями так швыряло из угла в угол, что во избежание пожара её выбросили за борт. Посеревшие от холода слуги-матросы, единственную одежду которых составляли повязки вокруг бёдер, ожесточённо хлопотали у зловеще хлюпавших парусов.

Ещё полчаса – и от «Любезного Омара» осталось бы только печальное воспоминание. Однако волнение прекратилось так же неожиданно, как и началось. Выглянуло солнце. Снова стало тепло. Зато наступил полнейший штиль. Паруса безжизненно повисли, и корабль стал покачиваться на затихавшей волне, нисколько не подвигаясь вперёд.

Хоттабыч решил, что ему представился удобный случай поправить пошатнувшиеся отношения со своими спутниками. Радостно потирая руки, он сказал:

– Штиль? Да будет вам известно, о великодушные и справедливые отроки, что штиль для нас – сущая чепуха. Мы прекрасно обойдёмся и без ветра. Сейчас «Любезный Омар» помчится ещё быстрее прежнего… Да будет так!

И он щёлкнул пальцами левой руки.

Тотчас же «Любезный Омар» с бешёной быстротой рванулся вперёд, причём паруса, встретив сопротивление воздуха, естественно, надулись в направлении, обратном ходу корабля.

За всё существование парусного судоходства никому не приходилось быть свидетелем столь удивительного зрелища. Однако ни Волька, ни Женя, ни Хоттабыч, стоявшие в это время на корме, не успели им насладиться, потому что силой инерции их сбросило с кормы в воду. А сразу вслед за тем грот-мачта, не выдержав чудовищного сопротивления воздуха, со страшным треском рухнула на то место, где только что стояли наши путешественники.

«Любезный Омар» мгновенно скрылся из виду.

«Сейчас бы очень пригодилась шлюпка или, на худой конец, спасательный круг, – подумал Волька, барахтаясь в воде и отфыркиваясь, как лошадь. – Берегов не видать».

Действительно, куда ни кинь взор, всюду видно было только спокойное и безбрежное море.

XLV. Ковёр-гидросамолёт «ВК-1»

– Куда ты? – окликнул Волька Женю, быстро поплывшего куда-то в сторону. – Всё равно до берега не доплыть. Не трать силы, ложись на спину.