Избранное

Л е о н е. Я думаю, что в настоящий момент совершенно безразлично, почему я никому ничего не сказал. Прежде всего, о старухе, раздавленной экипажем, я и понятия не имел. Мне ведь никто ни слова не сказал. Ты меня спросил, что я думаю о вашем юридическом совещании? Пожалуйста — я излагаю тебе свое мнение. Откуда я мог что-нибудь знать? Вижу, стоит женщина, на последнем месяце беременности, с грудным ребенком на руках, вся в слезах — ее не пропускают к баронессе, ибо у нее нет визитной карточки. Женщина говорит о каких-то убийствах, о каком-то процессе, о зингеровской машинке, как о величайшем счастье! Я пошел в магазин, купил машинку и велел послать по ее адресу (читает по бумажке): Ф. Цанег, Цветная улица, 163-а.

П у б а. Так это же гениально! Превосходно! И они могут подтвердить, что за машинку заплачено еще до того, как она покончила с собой?

Л е о н е. О чем ты говоришь? Не понимаю!

П у б а. Но это же неоценимый факт, если машинка куплена до самоубийства женщины. Verstehst du das nicht?[278] На нем мы можем построить новый юридический поворот всего дела. Благодаря покупке машинки самоубийство сразу получает новое юридическое освещение. Ее предсмертное письмо, таким образом, совершенно опровергается.

Л е о н е. Пардон, уж не думаешь ли ты, что я купил ей швейную машинку, чтобы содействовать твоим адвокатским трюкам? Эта машинка — всего лишь моя «паранойя» и не имеет ничего общего с твоими юридическими фокусами. Я опоздал с нею, и сам несу за все свою собственную «параноическую» ответственность.

Лакей еще до этого вернулся с великолепной белой русской борзой, и баронесса Кастелли-Глембай демонстративно играет с собакой, пока Леоне говорит.

Б а р о н е с с а  К а с т е л л и. Хватит об этом, господа. Решение суда у Глембая на руках. Такие überspannt нюансы выше моего разумения. Es ist besser einem treuen Hund in die Augen zu schauen, als so einen Blödsinn zu dreschen! Ich lass’ mich nicht plagen[279]. Господа! Es blitzt in der Ferne![280] В саду такой прекрасный воздух! Давайте, уйдем из этой прокуренной комнаты. Идемте, господа! Komm, Igor, komm, du schöner, intelligenter Kopf! Komm, du lieber, lieber Igor![281] (Лаская собаку, выходит на террасу и медленно спускается по ступенькам в сад. За ней идут обер-лейтенант фон Балочанский, д-р Альтман и Пуба Фабрици.)

Д-р Зильбербрандт молча и с величайшим интересом слушал Леоне. Старый Игнят Глембай нервно расхаживает по гостиной. Подходит к террасе, возвращается, курит свою гавану, отпивает по глотку виски, смотрит в темноту и возвращается назад. Звонит слуге. Входит  к а м е р д и н е р.

Г л е м б а й. Bringen sie, Franz, noch schwarzen Kaffee, ja? Und Eis, bitte![282] (Продолжает беспокойно ходить, курит; на миг останавливается, прислушиваясь к разговору, и снова углубляется в свои мысли. Фабрици курит сигару, отпивая коньяк. Слышны отдаленные раскаты грома, которые все приближаются.)

Леоне сел на диван под портретом, вынул из кармана какие-то бумаги, письма, перелистывает их, всецело поглощенный этим занятием.

З и л ь б е р б р а н д т (подходит к Леоне с лакейски смиренным видом). Господин доктор, извините, мне кажется, вы сейчас были слишком резки и, осмелюсь сказать, несправедливы по отношению к баронессе.

Л е о н е (погруженный в чтение писем, будто рассеянно, а на самом деле настороженно). Что, что, простите?

З и л ь б е р б р а н д т. По-моему, вы, господин доктор, подошли слишком односторонне к определению существа этого несчастного случая.

Л е о н е. Какого случая? Не понимаю, что вы хотите сказать?

З и л ь б е р б р а н д т. Мне кажется, что у вас не было никакого права говорить о самоубийстве этой несчастной женщины так безразлично, словно оно вас совсем не касается!

Л е о н е. А если хотите знать, оно меня, действительно, нисколько не касается.

З и л ь б е р б р а н д т. Господин доктор, прошу прощения, не сочтите за нескромность, все произошло совершенно случайно, против моей воли, совершенно случайно.