Избранное

И Ян из Бубна принялся рассказывать, как во время приема у дожа лорд Кларендон едва успел закончить свой тост за вечную дружбу Англии и Венеции, как к нему подошел незнакомец и попросил его выйти. Тогда поднялся адмирал сэр Браун, желая поблагодарить за торжественную встречу дожа, сенат и город Венецию. Но лорд Кларендон тут же возвратился. Сэру Брауну не удалось произнести свою речь, поскольку посол сообщил: только что прибыл курьер с печальной вестью — восемнадцать дней назад его величество король Яков Первый почил в бозе. На трон вступил его сын, принц Уэльский, с сего времени король Карл Первый. Ныне английские подданные пребывают в трауре.

Дож тут же выразил сочувствие от имени сената и венецианского народа и встал из-за стола.

— Торжества отменяются. Парадная форма вам не понадобится. Визит дожа на корабль также не состоится, — закончил свою речь пан из Бубна.

— Вот и хорошо, — вздохнул Турн.

Он отправил камердинера Беппо принести завтрак посытнее и четыре бутылки разного вина, объявив при этом:

— Мы должны справить тризну! Ничего лучшего этот английский rex pacificus[49] сделать не мог! Наконец-то умер! Долго же он продержался. Все трясся, что его скинут с трона. Теперь же его свергла смерть! Наконец-то он нас приятно порадовал, — смеялся Турн.

Пан из Бубна тоже засмеялся.

— Он никому не доверял, — вспоминал Турн, — даже родной дочери. Еще в прошлом году до него дошли слухи, что наша королева желает женить принца Хайни на дочери Бекингема и посадить своего сына на английский трон. Трудновато было переубедить короля, что все это ложь. Фридриха он ненавидел за то, что тот согласился стать чешским королем, и тем самым разгневал испанцев, которым Яков лизал задницу. Не удивляйтесь, но Фридрих говорил, будто для него лучше иметь женой скотницу, нежели дочь английского короля. Вот будет радость для наших в Бранденбурге, в Трансильвании и в Нидерландах! Да и англичанам печалиться не о чем. Вот Фердинанд в Вене, тот будет его оплакивать.

Камердинер Беппо подал завтрак.

— Вставай, Иржи, и выпей с нами! — приказал Турн, сбрасывая брыжи и камзол. Он сидел в одной рубашке и пил за наступление лучших времен.

Пан Ян из Бубна рассказывал:

— Как только англичане ушли, дож тут же заявил, что теперь Англия вступит в войну с Испанией, да и в Германию тоже пошлет войска. К войне готовятся Дания и Швеция. Даже Франция зашевелилась. Но вот о намерениях Венеции дож почему-то не сообщил.

— Пусть делают что хотят, а у нас сегодня праздник! — разошелся Турн.

— На фрегате «Святой Георгий» с двух часов пополуночи приспущен флаг. Они наверняка скоро отплывут.

— Вот это радость, большая радость! — повторял Турн. — Теперь можно и в гости к ним сходить, к англичанам, на корабль! Послушаю, что они там говорят. Тоже небось радуются.

К полудню пан Ян из Бубна откланялся. Он отбыл в лагерь под Брешией.

А Турн обнял Иржика за пояс и зашептал на ухо:

— Поедешь к королеве!

Он улыбался, и даже нос на его лице весело сиял. Усы и бородка его курчавились от влаги. Иржик испуганно переспросил:

— К королеве?

— А куда же еще?

Иржик, опустив голову, подошел к окну. Гондола с паном Яном из Бубна отплывала к мосту ди Риальто. На храмах звонили колокола. Все было, как прежде. Но для Иржика многое изменилось.

— Садись, Ячменек. Отчего ты не хочешь ехать к королеве? Молчишь? Ладно. Тогда я сам тебе скажу. Наговорили тебе про нее всякого. А королева тебя любит. Думает о тебе. — Старый Турн стукнул себя в грудь: — Слово дворянина!

— Она вам сама об этом сказала?