Избранное

Когда разговор возобновился, долго было слышно одного канцлера Камерариуса.

Он говорил о счастливом начале нового года. Конечно, распалась Уния немецких протестантских князей, но отжившее пусть умирает, ибо там, где догнивают корни старого, пышнее взрастет новое. И вот, несколько дней назад, в этом самом городе Гааге, в приличествующей случаю тайне родился Северный союз. Король чешский и курфюрст пфальцский Фридрих — среди участников договора. Бог даст, и в грядущем году он вернется на оба трона, которые ему пришлось покинуть в ожидании более счастливых времен.

Камерариус ораторствовал по-латыни, и Карлтоны его не понимали. Сэр Нетерсол на ухо переводил английскому послу речь канцлера, и Карлтон кивал головой, как китайский божок. Когда Камерариус кончил речь и Нетерсол перестал переводить, у леди Бесси вырвался вздох облегчения.

В полночь выпили шипучего французского вина. Когда подняли первый бокал, заговорил доктор Габервешл. Он напомнил присутствующим, что он, доктор Габервешл, и его юный сосед, пан из Хропыни, представляет за этим столом Чехию и Моравию. Что над всеми здесь сияет англо-шотландская красота королевы и пфальцская слава короля и за столом собрался цвет наций, борющихся во славу божию — англичане, пфальцские немцы, чехи. Дом, под крышей которого они собрались, — голландский. Французское вино, которое они пьют, сделано гугенотами, братьями по вере. Фаршированного индюка привезли из протестантского Амстердама. Тунец, с которого начался пир, пойман в водах Северного моря, омывающего Соединенные нидерландские провинции, Англию, Данию и Нижнюю Саксонию. Устрицы привезены торговым судном из дружественной Венеции. Оттуда же и фрукты, украшающие их новогодний стол. А сладости — из Фландрии, в этом знак того, что в недалеком будущем на радость собратьям по вере и Фландрия станет Нидерландской.

Все дружно захлопали красноречивому оратору.

Он кончил тостом за великое сообщество справедливых, которых соединила вера в христианского бога, ненависть к антихристу и крепкая надежда, что мир будет разделен на благо народам, а дорогая чешская земля достигнет свободы.

Потом говорили о счастливом расположении звезд, о канатоходцах, которые в эти праздники, невзирая на трескучий мороз, показывают свое искусство на площади в Гааге. Это те же самые, которые выступали при собрании курфюрстов несколько лет назад во время заседаний имперского сейма в Регенсбурге. Для канатоходцев нет границ.

— И для Мансфельда тоже, — сказал вдруг Фридрих, славно пробудившись от сна. — Он пробьется к Эльбе и через Силезию пройдет в Чехию.

Сравнение генерала с канатоходцами повергло всех в недоумение.

В час пополуночи гости и хозяева поднялись из-за стола.

Королева пробыла в первом этаже серого дома у Иржика до самого рассвета. Фрейлина Яна сегодня ночевала у леди Верей Тилбор. Елизавете всегда было спокойнее, когда Яна отсутствовала.

Вся Гаага осуждала постоянного спутника королевы, ее бывшего пажа. Появился, мол, в городе и прилип к леди Бесси как липучка.

— Она без него жить не может, — говорили люди, а поскольку с осуждением рука об руку идет сводничество, звали рыцаря из Хропыни всюду, куда приглашали королеву: к принцу Генри Оранскому, к Бедфорду и Карлтону, к госпоже Софии ван Нассау-Дитц и купцу Гиру, гаагский дом которого был рядом с усадьбой те Вассенар.

Иржика сажали далеко от королевы, но за тем же столом в сумрачных комнатах с дубовыми панелями, лепными потолками, фламандскими гобеленами, венецианскими зеркалами и люстрами. Слуги несли на стол горы паштета, блюда с мясом, дичью, устрицами, соленой рыбой, фруктами и конфетами. В бокалы наливали вина и водки. Гости сидели в креслах с высокими спинками, мужчины — в черном бархате, туго накрахмаленных сборчатых воротниках, женщины — в шелках, драгоценностях, с полуобнаженной грудью. Мужчины пили понемногу, но не переставая, до полного опьянения. Упившись, забывала французские манеры и французский язык. Бранились по-голландски, немецки, английски, шотландски. Ругали и кляли ростовщиков. Кроме дворян, на такие пиры были званы купцы из Ост-Индского общества, обосновавшегося в Делфте, и из амстердамской Вест-Индской компании. Эти набожные и богатые люди беседовали либо о святой вере, либо о деньгах, уничтожая при этом столько мяса и выпивая столько водки, что смертельно бледнели и уходили с ужина, шатаясь и отвратительно рыгая. Многие до головокружения курили в трубках английский табак.

Разбогатев, они еще не привыкли к благопристойной, богатой жизни.

Пиры тянулись до рассвета, пока через узкие окна в душную залу не заглядывало зеленоватое утро. Тогда все расходились к каретам, ожидавшим на ветреной улице.

— Не выношу их, — говорила леди Бесси. — Но мы живем на их деньги.

После таких ночных бдений королева спала до самого обеда.

Потом садилась с Иржиком в карету и выезжала в солнечный мир.

— Pro amore cubiculum, pro amore curriculum[57], — повторяла она старинную поговорку.