В разгар августовской жары появился лорд Карлтон.
— У меня вести из Англии…
— Умер мой брат Карл? — перебила его королева.
— Упаси господь, леди Бесси… В Портсмуте убит лорд Бекингем.
— Без него брату будет легче договориться с парламентом. Сказать, чтобы вам принесли вина?
— Нет, благодарствую. До обеда я не пью… Есть и другие известия. Тилли разбил Кристиана датского у Литтера. Восемь тысяч датских солдат погибло, две тысячи сдались в плен. Кристиан отступил в Голштинию.
— Камерариус будет рвать на себе волосы, — ответила леди Бесси. — Остается только швед. А он, как вам, наверное, известно, отплыл в Пруссию.
— Однако воюет он не с Габсбургом, а с поляком.
— Это дело поправимое.
— Мне приятно, что вы, миледи, в хорошем настроении.
— Я верю только в шведского короля! Известно ли вам что-либо о Мансфельде?
— Он вторгся из Силезии в Моравию, прошел ее до Верхней Венгрии. Валленштейн гонится за ним, как волк за барсуком.
— Мансфельд предатель, — сказала королева.
— Уж скорее Бетлен, — возразил лорд Карлтон и покивал головой, как китайский божок.
— Если бы под гаагским договором не стояла подпись Фридриха, у меня еще теплилась бы надежда. Но — где Фридрих, там несчастье. Он уже осведомлен обо всем?
— Нет, сначала я пошел к вам.
— Уеду я от Фридриха.
— Куда?
— В Англию.
— Карл не пожелает вас видеть…
— Тогда в Швецию.
— Еще успеется, миледи!
Она крикнула:
— У меня нет времени! Стюартам не дано жить до старости!
Глаза ее наполнились слезами.
Карлтон погладил ее по голове:
— Успокойтесь, дитя!
— Я наследница английского престола!
И снова Карлтон покивал головой и тихонько сказал:
— Пока что, Бесси!
— Почему пока что?
— Кажется, вульгарная француженка беременна. Она родит Карлу наследника!
— Задушите француженку! Бекингема убили! Убейте и ее… Ради господа, прошу вас!
Карлтон заткнул уши.
— Я не смею слушать вас, миледи!
— Будете иметь на троне паписта!
— Не смею вас слушать… не смею!
Лорд встал, поклонился раз, второй, третий и вышел за двери.
Королева спустилась на первый этаж. Иржик сидел над картой Моравии.
— Уезжаем в Швецию! — объявила она с порога.
— Кто?
— Ты и я!
— Почему?
— От прокаженных надо бежать. Фридрих прокаженный. Он приносит несчастье… Мы проиграли и эту войну! Датчанин разбит. Мансфельд скитается по Моравии.
— По Моравии? Где? — Иржик схватился за карту.
— Не знаю… Может, в твоем Кромержиже… Удирает от Валленштейна, спешит соединиться с Бетленом. Не верю я ни Мансфельду, ни Бетлену. Пора начинать новую войну, шведскую!
— Почему ты не отпустила меня к Мансфельду?
— Потому что ты должен быть со мной.
Королева села в кресло и заплакала.
Плакала она до тех пор, пока он не упал перед ней на колени и не обещал, что пойдет с ней, куда бы она ни захотела, и останется с ней до конца, до последнего их вздоха. Ее и его.
— Ты будешь королем, Ячменек, — шептала она, — королем Моравии и Чехии. Есть ли на свете корона прекрасней? Я дам ее тебе, Ячменек!
10
Печалям в этом году не было конца.
Под Трепчином на Ваге армии Мансфельда и Бетлена соединились. Немцы, датчане, англичане, голландцы и чехи обнимали саксонцев, венгров и турок. Валленштейн, вступив с ними в бои, начал тайные переговоры с Бетленом. Мансфельд занемог и, бросив своих солдат, уехал в карете в Боснию, чтобы оттуда перебраться в Венецию и найти там хорошего врача. Но в боснийском сельце Раковице умер, не выпуская из рук меча. Бетлен замирился с императором, пообещав изгнать из Венгрии мансфельдские орды.
Император к концу зимы был почти что победителем. С помощью баварца удалось разбить отряды взбунтовавшихся крестьян австрийских земель. На старых липах, что росли на деревенских площадях, на каждой ветке висело по крестьянину. А лип тех было много сотен.
В Чехии крестьян вешали сторонники Валленштейна. Собиратели мандрагоры пожинали богатый урожай.
Только у моравских валахов да под Оломоуцем было весело. Там стояли датчане, их командиры — чешские полковники-эмигранты — знатно пировали, когда в лагере появлялся кто-то из соседних панов.
Валахи плясали вокруг костров, на которых сжигали чучело Дитрихштейна.
Густав Адольф все бился в восточной Пруссии с поляками. Зимовать он остался в Кенигсберге.
В сочельник в Англии было объявлено, что королева Генриетта Мария родит через три месяца.
Вести, принесенные Карлтоном, всегда были верными.