Избранное

Но Густаву Адольфу, было неугодно, чтобы Фридрих в это время появлялся в Пфальце… Поэтому Фридрих курсировал, как и другие немецкие князья, между Франкфуртом и Майнцем и убивал время на обедах. Сэр Вейн не переставал порочить Фридриху короля Густава Адольфа. Швед, мол, намерен отобрать у вас Пфальц и превратить его в вассальное государство. Посадит туда, кого захочет, а властвовать будет сам. Швед объясняет свою позицию тем, что Англия, мол, ему не помогает и замирилась с императором. Но если он сердит на английского короля, почему наказывает Фридриха? Фридрих-то всего-навсего шурин его величества Карла Первого, он получает из Англии на жизнь в изгнании и, конечно, не может принудить Англию вступить в войну на континенте!

Денег из Англии поступало не слишком много, но Фридрих постоянно жил ожиданием, так что предпочитал не возражать и помалкивать. От речей сэра Вейна у него голова шла кругом.

Он не уставал твердить Иржику, что оказался в тупике, что по вине Камерариуса, который затянул его в чешскую войну, «in die verfluchte böhmische Aventure»[103], он отщепенец среди немецких князей.

Теперь, у порога своих владений, он причитал как нищий. Если бы Клёст-Кривонос, как за глаза он называл короля, обращался с ним как со слугой, но при этом добыл для него Пфальц с Гейдельбергом и Франкенталем, было бы лучше. Но шведу не до него, он готовится к походу в Баварию, да еще зовет его с собой, вместо того чтобы дать ему горсть солдат на завоевание Пфальца.

— Вам, конечно, будет приятно выспаться в Мюнхене так, как Максимилиан спал в Праге, — сказал Густав Адольф Фридриху.

Лорд Грейвен уехал лечиться во Францию. Денег у него было достаточно.

Иржику предстояло ехать с Фридрихом следом за войском шведского короля во Франконию, где прятался Тилли.

— Затравлю старого капрала, как лисицу, из самой глубокой норы его выкурю, — грозился Густав Адольф. — Найду его, среди каких бы причудливых скал Франконии он не спрятался. А если он убежит от меня в Альпы, я дойду за ним. Надо будет, так перейду и Альпы и вторгнусь в Италию. А уж если я окажусь там, то войду в Рим и скину с престола папу.

Никто не знал, шутит швед или думает так всерьез. Никто ничего не знал.

Но все, кого Густав Адольф позвал в свой весенний поход, должны были ехать. Поехал и Фридрих.

В немецких ротах пели: «Fleuch, Tilly, fleuch» — «Беги, Тилли, беги!» Шведы распевали псалмы. Финны задумчиво молчали. Иржику свет был не мил…

Густав Адольф сидел на коне. Все заметили, что он надел белую шляпу с зеленым пером, как в битве у Брейтенфельда.

Иржи снова упрашивал Фридриха разрешить ему ехать вперед, к войску.

— Останься со мной, — чуть не плача, приказал Фридрих. — Меня от всего этого жуть берет!

— Мне стыдно перед шведским королем, — упорствовал Иржик.

— Ты у меня на службе, — выкрикнул Фридрих, — так что служи и охраняй меня.

По грязной дороге рядом с коляской Фридриха неслась гессенская конница и пела: «Fleuch, Tilly, fleuch!»

38

Господин Камерариус был убежден, что уж теперь-то Густав Адольф предпримет поход в Чехию.

Но Густав Адольф в Чехию явно не стремился. Французы остановили его на Рейне, и он мог бы повернуть и двинуться к Влтаве. Но его тянуло в Мюнхен. Трудно сказать, почему. Франция, которая ссужала ему все новые суммы, не хотела погубить Лигу и католических князей Священной Римской империи германской нации. Ей хотелось поприжать императора, а легче всего сделать это было на его же собственной территории, нанести ему удар в Чехии, Моравии или в Австрии. И Оксеншерна, конечно, предпочел бы видеть своего короля на Влтаве и на Эннсе вместо Донаувёрта-на-Лехе, под Ингольштадтом, Ландсгутом и Аугсбургом. Но Густав Адольф был упрям, как его дед Густав Ваза, и, двинув на Тилли, он должен был его добить. Если уж он нагнал страху на Максимилиана Баварского, который почти объявил о нейтралитете, то должен был его доконать.

— Мало ему одной короны, баварской, захотелось и второй — вашей, господин брат! Так я сорву с его головы обе! — говорил король под Донаувёртом Фридриху после торжественного протестантского богослужения в католическом костеле. — Без Максимилиана и Тилли император будет все равно что без рук.

Да, успехи вскружили голову Густаву Адольфу.

Но в эту весну он действительно творил подлинные чудеса. Города покорялись ему один за другим. Нюрнберг приветствовал его как союзника и старого Друга. В Донаувёрте он перешел Дунай. Оставалась еще река Лех, за которой укрепился Тилли. К нему бежал и перепуганный Максимилиан.

В Тирольских Альпах таял снег, и Лех был переполнен талыми водами. В черных воронках реки крутились льдины. Тилли нацелил на воду все пушки, еще оставшиеся у него после отступления от Брейтенфельда и сражений во Франконии.

Маршал Горн, который когда-то составил дневник похода из Померании в Чехию, атаковать не советовал. Что нам делать в Баварии? Да стоит ли Бавария хоть капли шведской крови? Чем мы будем кормиться в горах? Половина армии потонет во взбаламученном Лехе, а другая половина будет побита артиллерией Тилли.