Избранное

И сам Индржих очень изменился. Носил он богатые одежды, короткий меч, атласный берет, пальцы его пухлых рук стали тоньше, и глаза искрились. Говорил он теперь на трех языках, а с иноземцами даже по-латыни. Манеры у него были теперь придворные и дух рыцарский. Хоть и любил он деньги, но с большей радостью принимал он похвалу тех, кто знал толк в его искусстве. Однако превыше всего он ставил пищу. Он был самым толстым живописцем во всей Римской империи. Его прежний аппетит не шел ни в какое сравнение с нынешним. Но теперь Индржих стал разборчив. Зимой он любил дичь, и говорили, что ему, чтобы наесться один раз, надо было ставить не одну западню. Он пожирал косуль, зайцев, копченую кабанину, диких уток, куропаток и дроздов-рябинников, пахнущих можжевеловой ягодой и горькими травами.

По весне он отдавал предпочтение мясу говяжьему, а летом устраивали ему угощение гусиное, утиное, куриное, включая цыплят и каплунов. В поисках неизведанных удовольствий он, пожалуй, велел бы пристрелить и карлштейнского павлина, если бы не боялся наказания. Кушанья свои он густо перчил, подкрашивал шафраном, а масло на хлеб мазал в палец толщиной. Был он великим знатоком пива, медовухи, соков и вина, и в Меншем Месте пражском в своем доме под Градом имел он глубокий подвал, а на холме над Моржиной завел виноградник — с лозой, привезенной из Мельника и с Рейна.

Мастер Индржих так и не женился, потому что был ленив, чтобы свататься. Женщин он, правда, любил, но так, как их любят толстые мужчины. Добродушно, со смаком, но и с некоторым самоотречением. В доме у себя он терпел их лишь для того, чтобы они стряпали и накрывали на стол. В Праге их у него было несколько. Все отличные поварихи и аккуратные хозяйки.

Работая, он ел. Если не было чего поесть, не работал. Когда он путешествовал, за ним везли, навьючив на животных, тюки с колбасами и хлебом. Что ни час, останавливал он коня, выставлял караул и кормился из своих запасов. Так путешествовал он из Праги в Тршебонь и в Вышши Брод, но и на Карлштейн тоже. Главная его забота была, чтобы не умереть с голоду. И печаль его была безмерна, когда дошел до него слух, что где-то в иноземщине засуха, а потому ну нас голод неминуем. Там, мол, уже и коровы не телятся и куры яиц не несут, у зайцев мор, а куропатки померзли, гусям травы нет, и не будет рыбы в мелкой воде. И прослезился мастер Индржих, услышав, что дохнут в Бероунке щуки, рыбы ему самые разлюбезные…

Королева Анна Пфальцская, вторая жена нашего короля Карла, была женщина веселая, но притом и разумная. Очень она любила поговорить с людьми простыми, но умела вести беседу и с мастерами. Захотелось ей испытать Индржихов аппетит, поглядеть, куда заведет его пристрастие к хорошей пище.

По ее просьбе заказал король Карл пану Индржиху портрет Анны. Индржих был счастлив. Это было первое ему приглашение от его королевской милости.

— Ты получишь щедрое вознаграждение, — промолвил король.

Но Индржих лишь склонил голову на толстой шее и отвечал, что высшая для него награда — королевская милость. Тут вошла королева. Она была высокая и розовая, и улыбка светилась в ее глазах.

— Если вы меня хорошо напишете, получите в награду поцелуй королевы.

— В таком случае, ваша милость, не требую никакой другой награды, — сказал Индржих и попытался отвесить глубокий поклон.

— Сколько раз мне придется вам позировать? — спросила королева.

— Трижды, ваша милость.

И явился пан Индржих в пражский Град. В просторной зале, окна которой выходили на Прагу, расположился он со всем своим живописным хозяйством. Ученик его установил в нужном месте кресло для королевы, чтобы правильно падал свет, и королева вошла.

Индржих принялся за работу. Но не успел он закончить и мелового контура лица, как начал нетерпеливо посматривать по сторонам. Увы, нигде не было и следа какой-нибудь пищи. А мастер Индржих уже проголодался. Тогда он стал рассказывать королеве о том, что вельможи в Германии, во Франции и в Италии, позируя художникам, всегда угощаются самыми изысканными блюдами. Королева улыбнулась.

— У нас едят только после полудня, — промолвила она.

— Но вам, наверное, хочется чего-нибудь поесть, ваша милость?

Королева Анна молчала. Мастер Индржих потянулся к своим волшебным краскам и, обмакнув кисть, начал писать. Солнце поднималось над Прагой, прозвонили полдень, а он все работал. Взгляд его был спокоен, но вот левая рука, которой он обычно отправлял в рот пищу, работая, судорожно сжималась и дрожала.

Королева спокойно сидела. Потом взяла лютню и заиграла. Музыка была чарующая, но мастеру Индржиху она была ни к чему.

— Пожалуй, полдень уже прошел? — сказал Индржих.

— Должно быть, — промолвила королева.

— Вы уже не можете позировать, вы голодны, — твердо сказал Индржих.

Тут отворились двери, и камердинер подал королеве стакан молока и хлеб с медом. На другом подносе другой служитель подал мастеру Индржиху такой же стакан и такой же хлеб.

Индржих выпил молоко и проглотил хлеб.