Избранное

В особенности не свойственных для Египта сексуальных отношений, подчеркивали вырезанные надписи. Слова эти были выделены зубилом в греческом и демотическом текстах и жирно обведены в иероглифическом.

Нуманций торжествовал. Со своей драгоценной плитой он спустился по Нилу и сразу вернулся в Европу со щитом. Там его уникальная находка потрясла ученый мир и породила жаркие дискуссии. Хотя Камень Нумы в конце концов признали подделкой, Нуманций успел обеспечить себе репутацию знатока в сфере античного гомосексуального права и гомосексуалистской египтологии.

Да, вот именно, задумчиво сказал Менелик Зивар со дна саркофага, улыбаясь маленькому Каиру через свое увеличительное стекло и глядя на него немигающим двухдюймовым глазом.

Да, сынок. Судьбоносный камень из прошлого, найденный в храме на берегу Нила. Судьба вносит в жизнь разнообразие.

* * *

Каиру уже исполнилось двадцать, когда Менелик Зивар решился поговорить с ним о книгах, стопками громоздящихся в его саркофаге. Эти книги оказались не чем-нибудь, а тридцатью тремя томами монументального исследования левантийского секса. Труд этот вышел из-под пера Стронгбоу, был опубликован в Базеле примерно в год рождения Каира и навечно запрещен на всей территории Британской империи за низкое, презренное забвение английских традиций.

Когда старик рассказывал Мученику, как он несколько месяцев контрабандой переправлял полное издание труда в Египет внутри гигантского полого каменного скарабея, которого ему для этих целей одолжил Стронгбоу, в глазах у него стояли слезы. А еще он поведал о том, как в тот день, когда все тридцать три тома были надежно спрятаны в саркофаге, из Константинополя прибыл нарочный с огромным увеличительным стеклом Стронгбоу и запиской от него. Это были прощальные подарки старого друга. В записке говорилось, что Стронгбоу хотел бы оставить Менелику увеличительное стекло на память, тогда как сам он решил навсегда исчезнуть в пустыне и зажить жизнью святого.

В записке была просьба вернуть каменного скарабея одному человеку в Иерусалиме, одолжившему его Стронгбоу, что Менелик и сделал.

Но никогда его больше не увидеть? каркнула мумия, и по ее щекам побежали слезы. Никогда больше не услышать, как он ревет от смеха и стучит по столу, рассказывая о недавних открытиях? Забыть чудные воскресные вечера у берега Нила, когда мы были молоды и перед нами открывался весь мир? Вместо этого — только увеличительное стекло, хотя бы оно проехало тысячи миль и видело множество чудес?

Слушая всхлипывания старика, Каир понял, как глубоко ученый тоскует по другу даже сейчас, спустя два десятилетия. Но он сознавал также, что Менелик Зивар навсегда сохранит в памяти беседу со Стронгбоу длиной в сорок лет, длинные воскресные дни, наполненные вином и непристойностями, сплетавшимися под сводами плюща и цветов, среди безмятежных сонных уток и статуеобразных официантов, среди крикливых павлинов, в грязном ресторанчике на берегу Нила, дни, которые всегда заканчивались прыжком в прохладную отрезвляющую воду.

У Менелика есть эти воспоминания, думал Мученик, и великолепное исследование Стронгбоу. И увеличительное стекло, чтобы его прочитать.

На дне саркофага мумия отерла слезы. Наступил новый, 1900 год. Мумия вздохнула и открыла один из томов. Она быстро взглянула на Мученика через увеличительное стекло и приникла к странице.

Настал новый век, сказала она. Я думаю, стоит прочитать тебе несколько выдержек из прошлого.

С удовольствием послушаю, Менелик.

Хорошо. Начнем, том первый.

«Предисловие автора, в коем последний предпринимает попытку обсудить в объеме трехсот миллионов слов общеинтересную историческую тему, каковая до сей поры замалчивалась и существование каковой отрицалось: тему секса в Леванте, или, для точности выражения, левантийского секса, около двух третей каковой попытки отражают личные опыты автора с нежной персиянкой, в свое время его возлюбленной гражданской женой, ныне покойной, но незабвенной».

Держа в руке увеличительное стекло, Зивар читал дальше.

И следующие четырнадцать лет Каир еженедельно приходил в склеп под городским садом у реки, а старый египтолог читал вслух со дна саркофага отрывки из исследования Стронгбоу и посмеивался, узнавая в книге воскресные рассказы друга, а Мученик в это время слушал, раскрыв рот, мечтательно прислонившись к массивной каменной глыбе, слушал и слушал о невероятных событиях героического прошлого.

* * *