И вот ушел он в Мекку, пел священник-пекарь, и твердо вознамерился туда дойти, и не было в этом сомнений ровным счетом никаких, как нет сомнений в том, что дует ветер, так он и шел, этот старичок, направляясь в Мекку в первой половине девятнадцатого века. Что ж, в ту весну он ушел далеко в пустыню, далеко в Аравию, и удалился от протоптанных тропинок, как обычно, когда совершал хадж, и что же обрушивается на него в Аравии? Что, спрашиваете вы? Однажды утром он видит, что небо необычайно потемнело, вот что, просто необычайно. И он настораживается, и это естественно, потому что со всех сторон его окружает пустота, в которой нет места человеку, и что же потом? А потом он возьми и натолкнись на призрак добрых семи с половиной футов росту, и что же делает этот призрак? Не что-нибудь, а с помощью каких-то сложных астрономических инструментов наблюдает за небесными телами. Вам это пока как, нравится?
Нубар застонал и закрыл глаза.
Семь с половиной футов роста. Уж не Ахурамазда ли опять?
Он отхлебнул побольше тутовой ракии, кашлянул и стал читать дальше.
Что ж, пел монастырский пекарь, хлопая в ладоши и постукивая сандалиями по полу, что ж, что ж и
Почему, спрашиваете? Потому что он знает кое-что о мире, и одно он знает точно, а именно, что ему повстречался джинн. Но, к счастью для нашего старика, это оказывается добрый джинн, он решает пожалеть его и сделать добро, а не зло. И ют джинн сразу говорит ему, почему так темно. Темно, говорит он, потому что над нами пролетает комета. Но никто о ней не знает, кроме него, джинна, потому что, конечно, у джинна может быть собственная комета, если он захочет, а этот джинн, кажется, очень хочет иметь в своей власти комету. И вот джинн идет в пустыню и там рассчитывает цикл кометы, который составляет ни больше ни меньше как шестьсот шестнадцать лет, и наблюдает за этой своей, так сказать, небесной игрушкой. И все это гигантский добрый джинн рассказывает нашему старику.
Священник быстро повернулся на пятках перед печью. Его ряса взвилась, и, прежде чем продолжить рассказ, он вытащил из печи еще один полный противень.
Что ж, это уже кое-что. Но хотя тьма в небе и получила объяснение, наш герой, кажется, еше больше запутался.
Ровно шестьсот шестнадцать лет? спрашивает он джинна, смиренным шепотом, разумеется, выказывая величайшее уважение. Почему именно столько?
Есть на то причина, отвечает гигантский добрый джинн и тут же срывает покров тайны с этой истории. Видите ли, он, кажется, открыл и присвоил себе именно ту комету, которая как-то связана с необъяснимыми событиями в жизни Моисея, Навуходоносора, Христа и Магомета, а также с некоторыми малоизвестными отрывками из «Тысячи и одной ночи» и туманными упоминаниями в «Зохаре»[147]
, куда эти эпизоды включены исключительно ради красоты и гармонии.То есть эти события
Следите за мыслью? Джиннова комета вернулась, чтобы объяснить необъяснимое, хотя никто об этом не знал, и джинн пришел в пустыню, взяв свои астрономические инструменты, чтобы следить за небесной историей, как он всегда делает, когда приходит комета, каждые шестьсот шестнадцать лет, ни больше и ни меньше, представляете? Можете теперь представить?
Настоящее джинново небесное доказательство, добавил священник. Тут есть над чем подумать, не так ли? За время, которое прошло с момента встречи, человек, рассказавший мне все это, выяснил имя этого джинна. Имя его Стронгбоу. Поэтому-то небесное тело, которое объясняет необъяснимое и доказывает, что в жизни пророков и мудрецов случаются важные события, должно называться не иначе как комета Стронгбоу.
Небесное доказательство? Нубару это совсем не понравилось. Кто все эти люди и чем они себя возомнили там, в Иерусалиме и в Аравии, раз изобретают такую чепуху? Его дед нашел подлинную Библию, и теперь она по праву принадлежит ему, Нубару, у него есть свой собственный философский камень. Все проще некуда. Нужны решительные действия.