В ту зиму он незаметно для себя повзрослел. Мать успокаивала его, старалась изо всех сил, чтобы как-то его приободрить. Дамдин держался по-мужски. Кое-как они все же перезимовали, даже сохранили несколько коз.
Возможно, что Дамдин, рано осиротев и еще в детстве познав горечь жизни, стал искать то, что было созвучно его душе. А иначе откуда у него могла появиться тяга к таким песням?..
Не то вспоминая, не то думая о своей прошлой жизни, Дамдин продолжал стоять у окна и смотреть на улицу. Порывистый ветер теребил листья деревьев под окнами. Накрапывал дождь. Было слышно, как в соседней комнате напевала Гэрэл.
Вдруг он, подняв голову, заметил Самбу, под дождем направлявшегося к дому. Он быстренько зажег примус и крикнул так, чтобы услышала мать Гэрэл:
— Самбу-аха идет!
— Прекрасно! — коротко бросила та в ответ и больше ничего не сказала.
Услышав шаги в коридоре, Дамдин подошел к двери и снял засов. Оттуда уже доносилось тяжелое дыхание, подошел Самбу.
После некоторой паузы он постучался. Дамдин уже из кухни громко крикнул: «Открыто!» — и с удивлением посмотрел на дверь.
В дверь снова постучали; но тут, не выдержав, вышла из комнаты его жена с сигаретой в зубах и нетерпеливо рявкнула:
— Заходи же! Открыто…
Дамдин тоже вышел из кухни.
Дверь наконец открылась, и появился Самбу. Лицо у него было красное. Он виновато улыбнулся жене и Дамдину и, с трудом выговаривая слова, протянул:
— Едва дошел. Совсем пьяный…
Дохнув крутым перегаром архи, он засопел, сбросил с себя плащ и повесил его на крючок. Затем, наклонившись, уставился на свои грязные сапоги и чуть не упал: голова тянула вниз.
— Что случилось? Ты где так набрался? — укоризненно спросила жена и, тоном, не допускающим возражений, приказала: — Ну проходи! Ложись спать!
— Ага… Наш домашний полковник помыкает бедным майором… Слушаюсь! Слушаюсь! — пошутил Самбу и направился в комнату.
Тут он заметил Гэрэл, стоявшую у дверей своей комнаты с сестренкой на руках; подошел к ней, поцеловал малышку:
— А-а! Доченька моя! — и скрылся за дверью.
Жена его улыбнулась и вошла за ним следом. Удивленный Дамдин вернулся на кухню и занялся ужином. Смутно, сквозь смех Гэрэл доносилось невнятное бормотание Самбу. Видимо, с него стаскивали сапоги — что-то с шумом упало на пол.
В тот вечер Самбу не стал ужинать. Он заснул, как только дошел до кровати. Все вчетвером сели ужинать без него. Из разговора Гэрэл с матерью Дамдин понял, что несколько сослуживцев Самбу решили оставить военную службу и идти работать в народное хозяйство и что по этому случаю был устроен банкет.
Вскоре Самбу проснулся и попросил Гэрэл принести чего-нибудь холодненького. К нему пошла жена. Через приоткрытую дверь в кухне было слышно, как он говорил ей:
— Муженек твой решил податься на спокойную работу и отдать всего себя строительству мирной жизни… А ты у меня будешь доить коров и ходить за скотом. Вот так-то!
— Ладно тебе! Угомонись! — оборвала его жена и сердито опустила пустую пиалу на стол.
Для Дамдина работа в худоне была самым обычным делом, и поэтому он никак не мог понять раздражения его жены.
После ужина Дамдин помогал Гэрэл мыть посуду.
— Мы, наверное, поедем в худон. Отец только что об этом говорил. Хотя, может, он просто собирался разыграть маму, подшутить над ней. Не знаю… Но сейчас наступило мирное время, поэтому многих военных начали демобилизовывать. Недавно несколько офицеров, служивших вместе с отцом, перешли работать на железную дорогу… Отец говорит, что он сам по призыву партии поедет в худон, в сельскохозяйственное объединение… Говорит, что араты ему нравятся, что они прекрасные люди… И я в этом ничуть не сомневаюсь. Вот окончу институт и тоже буду жить в худоне. А что? — вызывающе спросила она и внимательно посмотрела на Дамдина.
Ему было так приятно это услышать от нее, что он от радости готов был кричать. Оглянувшись на дверь комнаты, он подошел к Гэрэл и, охваченный нежностью, обнял ее, но она приставила к его губам указательный палец и прошептала:
— Нельзя, я ведь тебе уже говорила…
Гэрэл впервые обратилась к нему на «ты». От этого у него даже дыхание перехватило.
Глава шестая
Было уже поздно. Моросивший с вечера дождь, видимо, усилился: с крыши дома по сточным трубам потоками низвергалась вода. Движение в городе давно прекратилось, улицы опустели и затихли.
Что-то разбудило Дамдина, и он лежал, с удивлением прислушиваясь к шуму воды. Потом ему стало зябко. Свернувшись калачиком, он попытался снова заснуть, но не смог…