Избранное

Дамдин еще долго смотрел вслед удалявшемуся каравану и дарге сомона, пока тот не нагнал своих. Вечером, когда тень от горы Дэлгэрхангай легла на землю, он, веселый, напевая какую-то песенку, пригнал стадо домой. Радовался, что через несколько дней и они перекочуют…

Оставаться совсем одним в этой безлюдной степи Дамдину было невыносимо, да и страшновато.

На другой день он услышал гул машины, доносившийся чуть ли не из-за горизонта, и, спешно поднявшись на холм, стал озираться. То ли опустевшая степь стала такой гулкой, то ли мотор у машины был такой сильный, но она, загудев еще на восходе солнца, только в полдень появилась у Хашатын Хух-ово.

Машина подъехала к месту, где располагался до этого кооператив, и остановилась. Дамдин быстро отогнал своих коз к сомонному центру и помчался к ней.

Она стояла у небольшой черной юрты кооператива, где оставались те два сторожа. Около нее, дымя трубкой, прохаживался какой-то человек, видимо начальник. Шофер лежал под машиной и орудовал гаечным ключом.

Прислушавшись к разговору, Дамдин понял, что машина пришла из аймачного кооператива, чтобы помочь перекочевать своим подопечным. Два сторожа показывали, что осталось перевезти. Выходило, что, кроме юрты, надо нагрузить еще несколько ящиков с документами да тюки с верблюжьей шерстью.

Дарга, попивая чай, окинул все это взглядом и подытожил:

— Наверное, обойдемся одним рейсом.

— Вот это дело! А то что нам тут сидеть, в этой черной юрте, — с радостью ответил один из сторожей, Черный Дамчай.

Вскоре сторожа быстро разобрали юрту, в один миг погрузили ее на машину и не мешкая тронулись в путь. Дамдин еще долго не мог сдвинуться с места и, когда шум машины вдруг усиливался, думал, что она возвращается. Наконец гул мотора совсем стих. «Уехала!» — вздохнул Дамдин и, вернувшись домой, обо всем рассказал матери.

Уходя доить коз, она печально сказала сыну:

— Вот и остались мы с тобой одни в степи. Да и кому мы нужны… Скорее бы отец появился. Вот приедет и все сам решит.

Больше она ничего не сказала. Потянулись скучные и однообразные дни. Никто за ними так и не приехал…

Был холодный и ветреный вечер. Вдруг у юрты еле слышно звякнули стремена, послышались мягкие шаги лошадей, и вскоре в юрту вошел отец — долгожданный, пахнущий солнцем и ветром.

Сын с матерью, окрыленные, места себе не находили, а отец сидел, удрученный тем, что его семья оказалась никому не нужной. Радость встречи с родными была омрачена. Но он все же успокоился, узнав, что дарга сомона заезжал к ним и проявил хоть какую-то заботу.

Пробыв дома два дня, Лочин двинулся в путь — надо было что-то решать. «Неужели все уже подались так далеко? Может, кто-нибудь да остался у горы Дэлгэрхангай? Тогда я попрошу у них верблюдов, и мы перекочуем. Холода еще не наступили. Возможно, скоро пойдет дождь, и тогда до зимы как-нибудь перебьемся», — размышлял он по дороге.

Домой он вернулся не с пустыми руками — привез около двадцати килограммов муки двух сортов, плитку чая, табак и несколько метров далембовой ткани, что, разумеется, было очень кстати для его бедной семьи.

Мука стоила теперь очень дорого. Уже на обратном пути за поварешку муки ему предлагали вьючного верблюда. В доме у него все преобразилось — сын с женой были веселы и довольны.

Через три дня Лочин вернулся домой, ведя на поводу четырех вьючных верблюдов. Оказалось, что Пад Красные Глаза, как всегда, не сдвинулся с южного склона Дэлгэрхангая. У него-то он и разжился верблюдами. От него же Лочин узнал, что и на северном склоне осталось несколько айлов.

Айл Лочина выбрал благодатное место у южного склона Дэлгэрхангая и задолго до холодов начал готовиться к зимовке. Скоту здесь было привольно, да и айлы Пада и кузнеца Балжира были недалеко.

Зима, однако, наступила неожиданно рано. За одну ночь тучи заволокли небо, и к утру столько навалило снега, словно он шел непрерывно несколько суток. Через пять дней ударили трескучие морозы.

Начался страшный дзут года Обезьяны, который тут же стал валить коз Лочина. Вскоре скот остался совсем без корма, пастись было негде. За ночь погибало по две-три козы.

Дамдин очень жалел своих коз, не отходил от них ни на шаг, но помочь им был бессилен. Из-за глубокого снега и пронизывающего холода соседи тоже к ним не заезжали.

Отец Дамдина еще после возвращения с заготовок скота почему-то потерял аппетит, а с месяца Свечи и вовсе слег и, кроме жидкой еды, ничего не ел.

Всякие травы и ламские лекарства, хранившиеся в их сундуке, ему не помогли, и в среднем месяце зимы он тихо скончался.

Овдовела Должин, осиротел Дамдин, и остались они вдвоем средь неоглядной белой шири. Им даже не на чем было везти хоронить отца. С большим трудом Дамдин все же добрался до соседей и вместе с ними похоронил бедного отца в безлюдной степи.

«На долю человека много бед может выпасть, но не слишком ли жестоко поступили с нами?.. Ведь мы жили бедно и никому не причиняли вреда», — впервые подумал тогда Дамдин.