Избранное

— А мне страшно одной… Я боюсь… Вечером мать наговорила о всяких ворах и бандитах… Никак не могу уснуть…

Дамдин вспомнил, что вечером к ним приходила жена полковника Гончика. «Видно, наслушалась их разговоров», — подумал он и едва слышно спросил:

— А что же делать?

— Ложитесь спать… в моей комнате, — уговаривающе шепнула Гэрэл.

— Хорошо, — протянул Дамдин и, оглядываясь по сторонам, приподнялся, потом сел и сладко зевнул.

— Дамдин-гуай! Ну идите же… Я вас прошу, — снова повторила Гэрэл.

— Сейчас, сейчас… — ответил Дамдин, видимо только сейчас осознав, что это ему не снится. Собрав свою постель, он подошел к ней.

— Потише ступайте, — шепнула она и мелкими шажками пошла к себе.

Дамдин кивнул и, боясь что-нибудь задеть в темноте, двинулся следом, высоко поднимая ноги.

Гэрэл сразу же юркнула в постель, а Дамдин не торопясь стал раскладывать свою войлочную подстилку на полу, рядом с ее кроватью. Затем он лег, и его обступила пронзительная тишина. Словно все вымерло вокруг. Необычное затишье воцарилось и на улице. Гэрэл, видимо, успокоилась — ее совсем не было слышно.

Зато Дамдина охватил непонятный страх. Ему вдруг показалось, что он сделал что-то непоправимое.

Осторожно повернувшись, он посмотрел в сторону Гэрэл и увидел в темноте ее голые плечи и черные косы. Она лежала, укрывшись одеялом по грудь. Только сейчас Дамдин отчетливо услышал ее мягкое дыхание, почувствовал нежный и теплый девичий аромат, который трудно было с чем-либо сравнить. Да и не до сравнений ему было в это время. Он осторожно облизнул губы, неслышно сглотнул и приглушил дыхание.

Ему все еще казалось, что он совершил что-то ужасное. Он не мог даже шевельнуться — все его тело онемело, словно он был крепко связан. Не заметил, когда повернулась к нему Гэрэл; только приоткрыв глаза, он увидел ее руку, свесившуюся с кровати.

Оцепенев, Дамдин шепотом позвал ее:

— Гэрэл…

Черемуховые глаза ее блеснули на фоне белоснежной подушки и бледного лица, и он услышал ответный шепот:

— Что?..

При этом Дамдину показалось, что она провела языком по высохшим губам.

Дамдин собирался спросить: «Ты боишься меня?», но на самом деле у него получилось:

— Ты боишься?..

— Нет… Чего мне теперь бояться? Я ведь теперь не одна, — прошептала Гэрэл.

— А я вот боюсь, — неожиданно признался он.

— Кого? — удивилась Гэрэл.

— Не знаю, — едва вымолвил Дамдин, затем осторожно вытащил руки из-под одеяла и взял в ладони руку Гэрэл.

— Что вы делаете? — еле слышно проговорила она, но руку отдергивать не стала. Дамдин все сильнее сжимал ее мягкую ручонку своими огромными дрожащими руками, а она тихо шептала: «Что вы делаете?» — и не пыталась высвободить ее.

Дамдин отчетливо услышал стук своего сердца и, судорожно сглотнув, стал приподниматься…

Как раз в это время под окнами проехала машина. Дамдин вздрогнул от испуга, но успел заметить улыбающееся лицо и сверкающие глаза Гэрэл…

Он потянулся вперед и, забыв обо всем, приник к ней и стал целовать ее в глаза, губы, шею…

Гэрэл слабо отталкивала его своими мягкими руками и еле слышно шептала ему на ухо:

— Ну что вы делаете?.. Я ведь могу закричать…

Вот какой незабываемый случай произошел в ту ночь с пугливой девушкой и тем, кого она упросила оберегать ее ночной покой…

Глава пятая

Дамдину давно пора было возвращаться домой, но он почему-то медлил. Скорее всего, это было связано с решением Самбу оставить военную службу и податься в худон — Дамдин ведь самым серьезным образом метил на его место и мечтал стать военачальником. Но Самбу, к сожалению, тянул и не давал ясного ответа.

Был дождливый вечер. Самбу задержался на службе, а домашние, ожидая его, готовили ужин. Его жена сидела рядом с Дамдином на кухне и курила, отгоняя мух, круживших над нарезанным мясом. Гэрэл забавляла сестренку. Из гостиной доносился их веселый смех.

По радио передавали монгольские мелодии. Какой-то незнакомый певец с очень приятным голосом затянул «Серого сокола» — старинную протяжную песню в сопровождении хура.

Дамдин сразу оживился и загудел:

Сила сокола серого в крыльях его могучих.
Слишком беззаботною молодость была…

Он стоял у окна и, глядя на улицу, подпевал певцу, в такт песне покачиваясь на носках. Жена Самбу с удивлением смерила его взглядом с ног до головы и ушла к себе в комнату.

Дамдин же так и остался стоять у окна, сложив на груди измазанные в тесте руки. Он размышлял: «Раньше, стоило мне услышать «Серого сокола», я мгновенно представлял себе грациозного скакуна серой масти. Почему только именно коня? Возможно, из-за того, что эту песню любил Цокзол-гуай. А он-то, страстный охотник до лошадей, с чего вдруг полюбил песню о птице? На каждом празднике, помню, непременно просил кого-нибудь спеть «Серого сокола», а сам, взволнованный и растроганный донельзя, тянул при этом кумыс… Да и только ли это? Однажды, когда к нам приезжали артисты из аймака. Цокзол-гуай даже во время представления вскочил вдруг и потребовал свою любимую песню. Зрителям это не очень-то понравилось…»