Избранное

— Я привез своего сына, чтобы определить его вам в шабинары[60], — сказал он, оглядывая юрту. Затем полез за пазуху, вытащил хадак, завернутый в бумагу, развернул его перед ними и, обращаясь к директору, произнес: — Передайте сыну моему свое ученье, а он пусть его постигнет. Да будет так! Пусть содружество учителя и ученика длится века. Да будет так! Не сочтите старика за какого-нибудь глупца и примите мальчишку. — И преподнес хадак.

Они растерянно смотрели на него, не зная, как реагировать. Наконец директор, придя в себя, сказал:

— Что вы делаете?! Время таких подношений давно уже прошло… Народная школа и без этого обязана учить детей аратов…

Однако отец, пропустив его слова мимо ушей, торжественно изрек:

— Я благословляю ваш чистый и светлый труд. Прими, сынок!

Затем он, будто вспомнив о чем-то важном, встал, подошел к висевшему над столом директора портрету какого-то лысого человека и, положив хадак под ним, задумчиво промолвил:

— Раньше мы его Будде преподносили… — Он запнулся и после неловкой паузы продолжил: — Пойдет ли ученье у моего сына или нет — я не знаю, но твердо могу сказать, что к скоту глаз у него острый… Все схватывает на лету, да так, что никогда не забывает. Голова у него, кажется, работает хорошо… Боюсь только, уважаемые, как бы он тут с ребятами озорничать не стал.

После некоторой заминки директор сообщил, что занятия начинаются завтра. Затем он выдвинул ящик и положил на стол перед Дамдином четыре тетради, карандаши, ручку и учебники.

Дамдин не помнил, чтобы прежде от кого-нибудь получал такой большой подарок. Он был так рад, что ему тут же захотелось схватить их, но стеснялся и растерянно смотрел на директора. Отец, заметив это, подтолкнул его:

— Прими, сын мой! Это ведь твой учитель одаривает тебя. Прими и следуй всем советам своего мудрого наставника. Книги многому тебя научат. — В глазах его светилась искренняя радость.

Да и сам директор, указывая на выложенные тетради, заботливо сказал:

— Возьми, возьми! Научишься писать и будешь делать в них уроки.

Дамдин почтительно, с трепетом принял подарок и, взглянув на отца, подумал: «Поскорее бы выйти отсюда и отправиться домой, чтобы сразу начать писать и рисовать…»

— Кончатся эти тетради — школа выдаст тебе новые, но за них уже нужно будет платить. Так что береги их, ведь сейчас идет война, и с тетрадями, карандашами тяжело, — сказал директор и вдруг, заметив босые ноги Дамдина, обронил: — Ага, нет обуви… — Потом заглянул в какую-то тетрадку и, повернувшись к отцу, распорядился: — Сейчас же идите к коменданту и получите одежду. Ваш сын, оказывается, должен быть на полном государственном обеспечении.

Услышав это, Дамдин тотчас вспомнил ребят, которых часто видел у школы. «Значит, у меня тоже будет белая мерлушковая шапка и синий дэли», — с радостью подумал он.

Отец неспешно поднялся и, взяв сына за руку, вышел из юрты. Едва они ушли, как учитель с директором переглянулись и, смеясь, стали советоваться, куда девать хадак:

— Вот это арат попался… Все еще по старинке живет. Видел, как он сына одел?.. В ламское одеяние обрядил…

Коменданта на месте не оказалось, он уехал по каким-то делам на надом. Дамдин очень сожалел, что они его не нашли. До окончания надома было еще два дня — целая вечность! И все же настроение у него было хорошее — ведь домой он возвращался не с пустыми руками. В тот же день он сел рисовать лошадей, собак, машины и не заметил, как изрисовал две тетради.

Отцу удалось-таки разыскать коменданта и получить для сына одежду: новые кожаные сапоги, слегка поношенный тэрлик и эспаньолку.

Через два дня начались занятия в школе, а вместе с ними и неприятности, Писать ему уже было не на чем, да к тому же его стали наказывать за то, что он приходил в школу босиком: сапоги свои он жалел и берег.

Однажды, заигравшись, он забыл где-то свои учебники. Потом подрался и разорвал какому-то мальчику дэли. Пришлось отбывать наказание — его поставили в угол. Потом еще что-то, и еще. День ото дня не лучше… Не повезло ему и с «торговлей». Стоило ему, договорившись с одним учеником, обменять тетради на карандаши, как выяснилось, что карандаши ворованные. А тот наотрез отказался от всего, и снова все шишки посыпались на Дамдина.

Теперь уже все, что творилось плохого в школе, стали приписывать Дамдину, а защитить себя у него не хватало смелости. Так незаметно, получая наказания от учителей и всякие оскорбительные клички от сверстников, он и окончил начальную школу. В отличники он не выбивался, хотя и в отстающих не ходил, держась золотой середины.

С тех пор у него сложилось совершенно определенное мнение об учителях, и он не хотел снова попасть в их руки.

…Вспомнив о прошлом, Дамдин шумно вздохнул и повернулся на другой бок. И тут ему показалось, будто скрипнула дверь. Приподнявшись, он увидел Гэрэл: сложив руки на груди, она стояла на пороге, словно призрак. Вконец растерявшись, Дамдин кашлянул в ладонь, намереваясь что-то сказать, но Гэрэл опередила его и шепотом спросила:

— Дамдин-гуай! Вы не спите?

— Нет, не сплю, — хриплым голосом ответил он.