Избранное

Войдя в комнату, особой радости Дамдин не испытал — здесь было довольно прохладно и грязно. У печки стояли несколько пустых бутылок из-под ягодной наливки, на подоконнике лежала книжка с оторванной обложкой, на стене висел портрет девушки, вырезанный из журнала. Старый стол на толстых ножках и табуретка были покрыты толстым слоем пыли. Была здесь и солдатская кровать зеленого цвета с порванной сеткой.

Оглядевшись, Дамдин закрыл комнату и вышел. Утром он рассказал обо всем Чогдову. Тот прямо-таки расцвел:

— Вот это отхватил! Человеку, у которого появилась крыша над головой, и тысяча ланов[62] не нужна… Давай-ка жить вместе, а? Не вздумай кого-нибудь впустить! Я сразу же после работы к тебе перееду…

Можно понять Дамдина, который никогда раньше не жил в городе и не подозревал, какое счастье ему привалило. С другой стороны, его огорчало то, что придется жить одному. Поэтому он больше радовался Чогдову, чем своей комнате.

Чогдов в обеденный перерыв осмотрел его комнату, а вечером нанял извозчика и переехал. Всего-то имущества у него оказалось односпальная кровать, этажерка для книг и два чемоданчика.

В первую очередь они постарались избавиться от грязи и пыли, а потом уже начали обставлять комнату. С кровати Дамдина содрали сетку и вместо нее положили настил, сбитый из досок. Затем купили несколько деревянных ящиков в магазине и соорудили из них шкафчик для посуды. Стол накрыли голубой клеенкой. Купили цветастый материал и занавесили окно.

Правда, посуды у них было маловато, поэтому при гостях приходилось есть поочередно. Но с каждым разом они потихонечку приобретали все необходимое и вскоре вполне стали сходить за настоящий айл.

Такая жизнь пришлась по душе Дамдину, хотя первое время он, оставаясь один, не находил себе места и сожалел, что оставил дом Самбу.

Собравшись уходить от них, он никак не мог решиться и объявить об этом. Нет! Он ничего не ждал от них — гостинцев там каких-то, — но почему-то волновался. Ему казалось, что все теперь кончено, больше он никогда их не увидит.

И все же после некоторого раздумья он прошел в комнату Гэрэл, молча посидел около нее, затем прошел на кухню и, не зная, чем заняться, подмел и без того чистый пол. Потом снова вернулся.

Гэрэл не могла не заметить что-то необычное в его поведении. Подойдя к нему вплотную, она заглянула ему в лицо и с улыбкой спросила:

— Что случилось? Обидел кто на работе? Дамдин чуть приподнял голову, вздохнул:

— Ничего не случилось… Ты не сердись на меня. Хорошо? Я хочу тебе что-то сказать…

Гэрэл удивилась и робко вымолвила:

— Говорите, пожалуйста…

Однако Дамдин никак не мог решиться, взгляд его блуждал по комнате. Наконец он выдавил из себя:

— Я… — Запнулся, проглотил слюну. — Я хочу тебя поцеловать, на прощанье…

Он даже сам не поверил себе, что сказал такое; из глаз будто искры посыпались, и в ушах зазвенело.

— Ой! — вскрикнула Гэрэл, поправляя косы.

— Я ухожу… — Дамдин снова замолк, потом, собрав все силы, добавил: — От вас ухожу.

Гэрэл вздрогнула. Дамдин виновато посмотрел на нее и решительно повторил:

— Я ухожу… Нам дали комнату в общежитии… Говорят, что так надо… Мне нужно жить там, обязательно…

Последнее он сказал так, будто ему кто-то запрещал переезжать. Затем страдальчески посмотрел на Гэрэл. Она подошла еще ближе и, обняв его за шею, подставила щеку:

— Ты ведь знаешь…

Взволнованный и растроганный, Дамдин ушел на кухню, а Гэрэл побежала в комнату к родителям, чтобы сообщить им эту новость.

Когда они все втроем вошли на кухню, Дамдин уже держал в руке авоську, собираясь уходить.

Мать Гэрэл первой запричитала:

— Сынок! Ты в самом деле уходишь от нас? — И с ног до головы оглядела его.

— Комнатку, должно быть, выделили. Вот это хорошо! Стройка есть стройка! Здорово заботятся о своих… Да как же иначе! Рабочие кадры надо ведь готовить! — обрадовался Самбу. — Трудись хорошо, делай все, что скажут, и учись. Труд всему учит… — Тут он запнулся и добавил: — …сынок.

Дамдин молча кивал головой. Ответить он не решался, боясь что-нибудь сказать невпопад, как это было с Гэрэл.

— Да садись… Попей чайку. Куда уж теперь торопиться. Я их просил, чтобы они за тобой присмотрели. Говорил, что ты из худона и впервые в городе… У меня там несколько знакомых, с одним я даже в свое время служил в одном полку, — рассказывал Самбу.

— Теперь к нашему Дамдину и не подступишься, — пошутила его жена и, удалившись в комнату, вернулась, неся в руках старую шинель. — Возьми! Рабочему человеку все пригодится.

Затем она предложила взять и войлочный матрац, на котором Дамдин спал. О шинели Дамдин мечтал давно, поэтому пусть и нехотя, но взял, а вот матрац брать почему-то стыдился.

Гэрэл, догадавшись, что ему неловко, принесла матрац и вручила Дамдину. Он неохотно принял подарок. Однако на этом подношения не кончились. В придачу ко всему преподнесли ему пиалу, пару пачек табака и конфеты.

Гэрэл, глядя на мать, тоже, видимо, решила подарить ему что-то и ушла в свою комнату. Вскоре она появилась оттуда с большим свертком и сама завернула его в матрац. Что было в свертке, она не сказала.