Избранное

Дамдин пожалел, что ему не удалось встретиться с Базаржавом. Но тут он неожиданно услышал странный шум. Прислушавшись, он с удивлением понял, что это журчит река. «Откуда могла здесь появиться вода?» — спросил он сам себя и, повернувшись вправо, увидел реку, которая текла у подножия Хангийн-Хурэн и впадала в Синее озеро.

Оказалось, что каким-то образом Онгийн-Гол удалось направить в эти края, хотя на пути реки было немало возвышенностей и холмов. На ее противоположном берегу вдруг показался человек. Дамдин сразу его узнал. Это был Надоедливый Намжил.

Старик быстро шел вниз по течению реки и, поминутно поднимая руки, восклицал:

— Ох и пришлось нам потрудиться, чтобы свершить такое… Подумать только — изменить русло Онгийн-Гола! А ты спроси у меня, как это нам удалось… В тридцать каком-то году, уж не помню, пытались прорыть канал, но дело не довели до конца — силенок нам не хватило… И прозвали его тогда «Сухим каналом дарги Ху». Заброшенный и забытый, он весь зарос травой да кустарником так, словно его и не было никогда. Нынешняя молодежь о нем и слыхом не слыхивала. Недавно мы решили его разбудить, но снова забросили. На этот раз нарекли его «Недорытым каналом дарги Ду». Ну, об этом-то уже знают все. Дело-то ведь недавнее… А теперь что? Буквально прошлой ночью пришли мы сюда, несколько человек, и вот результат… Эту мысль подал дарга Данжур, а его слово для всех аратов закон. Нас, членов объединения, было всего-то несколько человек, но совершили мы такое… Много поколений дэлгэрхангайцев нас не забудут! — Надоедливый Намжил на ходу размахивал руками. Одет он был так же, как и прежде, в те времена, когда Дамдин жил в Гоби. Полы дэли у него были пристегнуты к поясу — видно, чтобы не мешали при ходьбе. Похоже, он очень спешил куда-то.

Наблюдая за стариком, Дамдин улыбался, и вдруг на глаза ему попался еще один всадник. Вглядевшись, он узнал Цокзола, который стоял на самом краю поля, еле удерживая своего скакуна.

Дамдин хотел приблизиться к нему, но конь Цокзола испуганно прядал ушами и норовил встать на дыбы. Дамдину казалось, что он чувствует горячее дыхание жеребца. Губы Цокзола беспрерывно шевелились — он что-то говорил, размахивая руками, но как Дамдин ни вслушивался, ничего не мог разобрать из-за шума комбайна, который продолжал двигаться по хлебному полю.

— Из-за этого грохота ничего не слышу! Забыл, как останавливают комбайн! — крикнул Дамдин.

В ответ Цокзол, который тоже, видимо, ничего не слышал, помахал рукой и, развернув коня, ускакал. Дамдин очень расстроился, подумав: «Наверное, Цокзол-гуай что-нибудь очень важное сказал, а я не слышал. Что же делать?..»

Комбайн направлялся к краю поля, туда, где текла река… «Как же быть? Даже если мне удастся ее переехать, там ведь начинается Хангийн-Хурэн… Комбайн может вдребезги разбиться о камни», — забеспокоился Дамдин и вдруг увидел свою мать. С чайником в руке, босая, она бежала по борозде.

— Мама! Забыл, как останавливают комбайн! — крикнул он ей.

Она бежала ему навстречу, но никак не могла приблизиться, словно была привязана. Недалеко от нее трусил тихой рысью еще какой-то всадник, который смотрел на Дамдина с явным пренебрежением и злорадством и язвительно улыбался.

Это был Жамьян. Он вроде бы ничего не говорил, но Дамдин странным образом слышал его голос:

— Скот будет нечем кормить… Когда это мы, монголы, ели всякую зелень или сеяли хлеб? Никогда! Нам подавай мясо и молоко! А теперь из-за этого хлеба угробили все пастбища. Да какие! Весною в Ханцуй-Бут цвела карагана, а осенью сколько здесь было полыни! Такое пастбище для верблюдов и лошадей вряд ли где еще можно сыскать. А теперь что? И все из-за этого Дамдина. Стоило этому злосчастному съездить в Хангай и пригнать вот эту чудовищную машину, как все пошло прахом. Такие пастбища уничтожить! Разве мыслимо это?..

Дамдин хотел ответить ему, но из этого ничего не вышло — губы у него шевелились, а голоса не было. Разгневавшись на Жамьяна, он попытался подъехать к нему, чтобы высказать все, что о нем думает, но комбайн был по-прежнему неуправляем.

«Как же его остановить?.. Так и буду кататься, что ли?» — снова забеспокоился Дамдин и внезапно услышал чей-то крик: «Вставай! Вставай!»

«Не могу встать. Ноги совсем отяжелели», — хотел ответить Дамдин, но опять с губ сорвалось только беззвучное бормотание. Тогда он решил опереться на что-нибудь, чтобы приподняться, и в эту минуту услышал:

— Эй! Что с тобой? — и почувствовал толчок в бок.

С трудом открыв глаза, Дамдин увидел Чогдова, который удивленно смотрел на него.

— Что с тобой?

— Сон видел… — радостно улыбнулся Дамдин.

Ему казалось, будто он наяву слетал домой и встретился со своими земляками и матерью. На душе было не то грустно, не то радостно.

Видимо, уже рассвело. В тоно смотрело темно-синее небо. За ночь юрта изрядно поостыла, и Дамдину не хотелось вставать. Кто-то уже завел машину, которая тарахтела прямо за стеной. В соседней юрте уже было шумно.