Избранное

— Чего только не говорят в народе о нашей стройке. Недобрая о ней идет слава… Многие почему-то считают, что у нас работают только заключенные. Вот в этом, друзья, и проявляются те самые пережитки феодализма… Вы понимаете, какое оскорбление нам наносят?! — Сердито сверкая глазами, он вглядывался в лица друзей. Затем добавлял: — Наверное, и нас считают заключенными!

От слов Бэхтура Дамдину с Чогдовом становилось не по себе, но и не верить ему было трудно. Бэхтур умел убеждать и очень скоро стал непререкаемым авторитетом для них. Рядом с ним они выглядели сосунками. Понимая свое положение, они делали все, чтобы тот не подумал о них плохо и не принял за сопляков. Тут-то и произошла одна веселая история, которая сблизила их с Бэхтуром. Отношения у них сразу потеплели, а настороженность исчезла.

Как-то Чогдова с Дамдином вызвала к себе секретарь комитета ревсомола стройки. Друзья очень обрадовались, так как дела у них шли неплохо: секретарь, как бывало и раньше, могла дать им приглашение на какой-нибудь вечер или встречу с именитыми писателями и артистами.

Однако встретила она их холодно и, вытащив из папки письмо, гневно сказала:

— Не знала, что вы способны на такое! Оказывается, для вас над людьми поиздеваться — это развлечение…

От нее Дамдин с Чогдовом услышали имя, которое, можно сказать, успели позабыть. В письме, адресованном секретарю комитета ревсомола, их старый знакомый Шар писал:

«Я всегда стремился и сейчас стремлюсь трудиться там, где я всего нужнее моей любимой родине. Узнав, что госхозу требуются молодые, инициативные рабочие, я добровольно остался здесь…»

Далее он выкладывал все, о чем говорили между собой молодые строители, работавшие вместе с ним в госхозе. Письмо занимало три страницы ученической тетради… Шар писал, что Дамдин с Чогдовом сочинили частушки о честных и добросовестных тружениках двух сомонов Центрального аймака и, оскорбляя и унижая их, распевали при всех. В письме он приводил и эти частушки:

Что за люди там, в Бурэне, —
Ляжки голы, хоть одеты.
Чаю сварят, пьют да пьют,
А путникам не подают
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А унджулы — вот народ:
Солнце в небе — они спят
Гостям своим за порог
Переступать не велят

«Надо же! Запомнил-то как…» — усмехнулся Дамдин. Шар, однако, этим не ограничился. Он написал и о том, что на банкете, кроме него, все напились и тем самым не сдержали обещания, данного перед отъездом.

…Шар долгое время скрывал, что он из Центрального аймака. Вот и сочинил на него частушки Чогдов, никак не ожидая, что когда-то придется ему держать за них ответ. В день, когда строители праздновали подъем конька, Шар объелся козлиного мяса и два дня пролежал пластом. Его рвало по нескольку раз в день, а однажды ночью он, выбегая на улицу, наступил на голову кому-то из спящих ребят. Дамдин так четко себе это представил, что не смог сдержать смеха, чем вызвал большое недовольство секретаря комитета ревсомола.

Чогдов постарался спокойно объяснить ей все как было. При этом он своей вины, равно как и Дамдина, не признал. Постепенно и секретарь комитета ревсомола поняла, кто есть кто, но тем не менее строго сказала им:

— Бросьте свои выходки! Несете такую чушь… Базарные сплетни разводите! Разве наша молодежь так должна себя вести? Нет, и еще раз нет! Читали бы вместо этого книги, заучивали стихи и просвещали бы тружеников худона… Вот я сейчас пятидесятый раз перечитываю «Овод». Прекрасная книга! — И она показала истрепанную книжку в сером переплете.

Тут оживился Дамдин:

— Дарга! Наш Чогдов только и делает, что заучивает наизусть стихи, и читает их замечательно, не хуже любого артиста.

Та улыбнулась и, посмотрев на Чогдова, сказала:

— Если так, то это очень хорошо. А теперь идите — и чтобы повода для таких писем больше не давали.

Дамдин с Чогдовом рассказали об этом Бэхтуру. Тот зло сплюнул:

— Какой позор! Знаю я этих, которые хотят перед начальством выслужиться, а сами свою работу из рук вон плохо делают. Не перевариваю таких.

Бэхтур знал все, что происходило на их стройке. Возбужденный их рассказом, он вспомнил один случай: