Избранное

Лучше всех машина у Осора с золотыми зубами. Сигнал у нее звонкий-звонкий. Но сам он парень неаккуратный. Как будто всем своим видом хочет сказать: «У меня работа грязная!» Вечно вымазан с головы до пят — пятна и на одежде, и на лице. А вот Высокий Жамба всегда громко сигналит, точно издали кричит: «Вижу юрту!» Когда бы он ни приехал — днем ли, ночью ли, — он подъезжает к самой юрте, резко останавливает машину, так, что тормоза скрипят и отработанный газ едкими клубами окутывает всю машину. Выпрыгнув из кабины, Жамба обычно кричит: «Эй, бабушка, есть горячий чай и борцоги? Живот к спине прилип!» Когда Жамба врывается в юрту, все вздрагивают. Как весенний ветер, он громко хлопает дверью и, окинув юрту взглядом желтых глаз, широко шагая, направляется прямо на хоймор. Смеется Жамба громко, открыто, во весь рот, весело рассказывает что-то, блестя глазами. Когда они едут колонной, Жамба любит посидеть за столом. Поставят перед ним вареное мясо, тарелки с закуской, а он посидит несколько минут молча, точно размышляя, с чего начать, а потом протянет длинные руки и начнет есть, выбирая все самое вкусное.

Балагур Жамба любит подшутить над друзьями. Когда Дого угощает его чаем, он всякий раз приговаривает: «Точно у матери родной чай пью!» Есть еще горбатый Ванчик, тот постоянно бранит свою машину. «Отделаться бы от этой колымаги, дать отдых костям».

У Демида машина обычно ползет еле-еле, как черепаха. Он любит рассказывать, как один раз в своей жизни он отважился прибавить скорость. «Почти сто сорок километров выжал…» — уверяет он.

Приезжает сюда и щеголь Радна, франтоватый парень. Где бы он ни остановился, обязательно вымоет, вычистит свою машину. Кабина внутри обита пестрой тканью, над ветровым стеклом — бахрома с кисточками, к радиатору припаяна в круглой металлической рамке фотография, где он снят с женой. И тут же развевается красный флажок, обшитый позументами. Покрышка на капот вышита по краям орнаментом с молоточками, а посредине — фигура скачущего изюбра. Его машину сразу узнаешь издали. Кроме них ездят мимо поселка еще Буря Арсад, Хвастун Гочо, Пузан Джид, До, Рыжий Тэшиг, Нелюдим Санажа, Горемыка Хорло…

Интересно, кто сегодня к ним пожаловал?

Когда шоферы приезжают вдвоем или втроем и обедают у нее, они любят посидеть, поговорить о городских новостях. А Дого сидит возле печки и слушает их беседу, как ребенок — сказку. Случалось, кого-нибудь из них она и ругала — примчатся пьяные, опрокинут ведра и котлы, которые она поставила на улице. А то бензин один у другого украдет. Иногда в кабине рядом с шофером она видит девушку. Парни обычно делятся с Дого своими тайнами, и иной раз, чтобы припугнуть их, она грозит рассказать все начальству.

Так кто же там приехал? Ладно, подойду — увижу.

Она не спеша подошла к юрте и тут увидела, что машина новехонькая, точно только что сшитый дэли, — так и блестит свежей краской и на двадцать локтей выше бортов нагружена шерстью. Видно, сильный мотор!

«Постой-ка! Нет ни у кого из наших шоферов такой машины. Кто же приехал?» На дверцах кабины алели пятиконечные звезды, а еще она заметила какие-то буквы и цифры. «Должно быть, шерсть в город везут. Видно, городская машина. Но вот что это за буквы и цифры? Что-то она прежде не видела таких знаков на машинах, хотя машин стало много, не мудрено и запутаться. Разве запомнишь все грузовики, что проезжали здесь вчера, позавчера. Видно, для того и нарисовали такие знаки, чтобы различать машины». Шаркая гутулами, она подошла к куче аргала, высыпала тот, что принесла, и хотела кашлянуть погромче, чтобы подать знак неведомому гостю, но горло перехватило от волнения. «Постой… Уж не сын ли приехал?» Мысли смешались. «Приехал же пять лет спустя сын Дэндэва. Может, и мой… кто знает?..» И она, внезапно обессилев, опустилась на землю. Сердце гулко забилось. Прошли секунды, а ей казалось, что прошел едва ли не час. Дого торопливо встала, стряхнула с подола грязь, поправила платок на голове и, глубоко вздохнув, повернулась к юрте. И тут в дверях юрты показался мужчина в белой рубашке, черных брюках, в сверкающих шелковистым сафьяном сапогах с синими кожаными подошвами.

«Да ведь это Левша», — подумала Дого, и на глаза ее навернулись слезы. А гость, откинув назад густые жесткие волосы, падавшие на лоб, сказал:

— О, вы уже пришли. Я и не знал.

Дого выронила грабли, как подкошенная упала на землю и горько, навзрыд заплакала. Левша, не понимая, что происходит, смотрел на нее с удивлением. Потом быстро подошел к ней и бережно поднял с земли. Слезы струились у Дого по щекам, все лицо было мокрым от слез.

— Что случилось, мама? Что с вами?