Избранное

Изредка Цокзол сам доставлял кумыс в сомонный центр. Дорогой он думал: «Если встретятся знакомые, то позора не миновать. Когда же монголы сбывали белую еду на сторону? Одно утешение, что везу официальным организациям, а не какому-нибудь частнику. Да и кумыс не свой…»

Объединение заключило договор с учреждениями сомона о снабжении их аргалом, и сбор его поручили верблюдоводам и пастухам. Дарга Данжур всех обеспечил работой и умело, расчетливо распределил обязанности.

Тем временем солнечный август незаметно пролетел, и наступила середина сентября. На крышах юрт заблестел серебристый иней, но держался он недолго — до первых лучей солнца.

Табуны, нагуливая жир, стали уходить далеко в степь; шерсть у лошадей начала лосниться. Пожелтели головки многокорешкового лука, зато распустился пышными бутонами хонгор-зул[55]. Дни незаметно, но все же укоротились. Детвора отправилась в школу.

Осень! Благодатная осень степных просторов! Трудно представить ее без загорелых и обветренных аратов-степняков.

Но почему с ее приходом охватывает человека непонятная грусть и тревога? Стоит чуть заколыхаться крыше юрты на осеннем ветру, как сердце теряет покой, словно что-то ушло безвозвратно.

Вот именно такое чувство и охватило Улдзийму. Она не могла найти себе места, предаваясь необъяснимой грусти. Ведь она родилась и выросла здесь — бескрайняя степь была для нее как бы продолжением ее родной юрты. Десяти лет пошла в школу и каждую осень уезжала от родителей до следующего лета. Так что последние семь лет она почти не была дома.

И вот только теперь она, можно сказать, по-настоящему поняла, что такое сельская осень. С каждым днем все сильнее овладевала ею щемящая тоска по школе. Стоило ей остаться одной, как она начинала вспоминать своих сверстниц, строгих учителей, шум и веселье на переменах; если бы были у нее крылья, то она не задумываясь улетела бы к себе в школу.

Улдзийме даже родная юрта стала казаться холодной и неприветливой. Она злилась и на родителей, считая, что они ее не понимают. Ложась спать, долго не могла уснуть и частенько плакала, жалея себя.

Однако Улдзийма не решилась настаивать на продолжении учебы, так как тогда нужно было бы ей поехать в город, а это для нее было слишком далеко, да и никого она там не знала. Чувствуя себя словно птичка в клетке, она совсем сникла.

Ночь! Светила ли луна или наступала кромешная мгла, ей было уже безразлично — грусть и тревога не проходили.

День! Ничего нового он не приносил ей. То, что было вчера, повторялось сегодня, а завтра будет то же, что и сегодня. Изо дня в день она делала одно и то же: собирала аргал, варила самогон, доила кобылиц, сгоняла отару.

Особенно тяжело ей было оттого, что к ним почти никто не приезжал — араты все были заняты своими делами.

По пятницам и воскресеньям Улдзийма вставала очень рано, так как в эти дни обычно привозили аймачную почту. Изредка почтовики заезжали к ним и, попивая кумыс, рассказывали о новостях.

Такие дни были для Улдзиймы самыми радостными, поэтому она еще с утра прибиралась в юрте и ожидала почтовиков. Однако чаще всего они проезжали мимо, и тогда Улдзийма с невыносимой грустью смотрела вслед пылящей машине и снова замыкалась в себе.

Цэвэлжид, конечно же, замечала состояние дочери и старалась как-то занять ее. Иногда она открывала сундуки и, перебирая вещи, говорила Улдзийме:

— Здесь все твое: и эти шелковые дэли, и жемчужные украшения, кольца, сережки; а вот из этого шелка, монист и из чесучи хочу тебе сшить праздничный дэли… Тебе, доченька, тоже надо научиться шить.

Улдзийма не возражала и послушно училась кроить и шить, когда Цэвэлжид дотошно объясняла ей, как надо держать иголку, как делать петли…

Улдзийме нравилось рукодельничать, но стоило ей подумать: «Где, когда я все это буду носить?» — и настроение у нее тут же портилось. В школе она научилась хорошо вязать и вышивать, все ее хвалили. И дома изредка вышивала, но по-настоящему никому до ее занятий не было дела — в худоне все это не ценилось.

Однажды к ним приехал дарга Данжур и похвалил Цокзола за то, что тот сдает хороший кумыс, и главное — всегда в срок. Настроение у всех поднялось, и окрыленный Цокзол решил воспользоваться случаем:

— Работать можно, но некому за табуном присматривать. Было бы хорошо, если бы ты выделил мне какого-нибудь толкового табунщика, а то осень на носу, и я, чего доброго, не справлюсь со сдачей кумыса. Договор-то надо выполнять… Пошлешь кого, тогда можно и поголовье табуна увеличить.

— Подумаю! Надо посоветоваться с бригадиром скотоводов. Можно и кобылиц пригнать, но тогда ведь и работы прибавится… А в самом деле, возьми в придачу два косяка кобылиц — и будешь сдавать кумыс еще и на фельдшерский пункт…

Больше всех обрадовалась этому Улдзийма. Она прекрасно понимала, что дарга Данжур обязательно пришлет к ним целый айл, а не одного человека. Ей хотелось, чтобы приехала какая-нибудь ее сверстница, тогда можно было бы ходить друг к другу в гости и не так уж было бы скучно.