Избранное

Дамдин был еще совсем молод: он встречал свою восемнадцатую весну, и ничто не омрачало его душу. Не успел он еще испытать ни горя, ни счастья и пока что пребывал в том беззаботном возрасте, когда все вокруг кажется светлым и радостным.

Дорогой читатель! Возможно, что и на твоем пути встречались вот такие наивные сельские парни, которых то ли в шутку, то ли еще как прозывали и простофилями, и дурачками. Может быть, ты и сам лицом к лицу сталкивался даже с самим Дамдином.

Стоял ясный солнечный день первого месяца лета 1946 года. Дамдин, получив свидетельство об окончании начальной школы Дэлгэрхангайского сомона, прибежал домой, от радости не чуя под собой ног.

Для матери его свидетельство было чуть ли не Почетной грамотой от правительства. Она долго рассматривала его, затем аккуратно положила в свою сокровенную шкатулку, где хранила немногочисленные драгоценности.

С тех пор жизнь Дамдина превратилась в сплошные праздники. Никто ему не подсказал, чтобы он продолжил учебу. Более того, некоторые прямо говорили, что для него и этого многовато, что это равносильно окончанию университета.

Дамдин и сам не хотел дальше учиться. Теперь главным его занятием стали игры, забавы, и он целыми днями пропадал на улице. Не было такого уголка в сомоне, где бы его не видели. Многие родители даже стали запрещать своим детям играть с ним, опасаясь, что он окажет на них дурное влияние.

Дамдин любил мастерить из всяких железяк и проволочек игрушечные машинки и, украсив их лоскутками из красной материи, носиться по улицам.

Так нежданно-негаданно на улицах сомона появился «водитель» без прав, который «разъезжал» на «машинах» без номеров. И не беда, что иногда он вместе со своей «машиной» вваливался в юрты односельчан. Заделавшись «водителем», он, конечно же, не удостоился похвал, наоборот, его стали бранить и ругать больше обычного, но Дамдину все было нипочем. Каждый раз он появлялся на новых «машинах». Если раньше он сам гудел, изображая мотор, то в один прекрасный день приспособил к своей машине связку всяких железяк, и необходимость беспрестанно гудеть самому отпала, да и звук стал более похожим на настоящее тарахтенье мотора.

И вовсе не случайно от него стали шарахаться лошади. Бывало, самые пугливые даже выдергивали коновязь и, волоча ее за собой, долго ошалело носились между юртами.

Еще Дамдин любил играть около школы. Там было много детей и гораздо веселее, чем одному носиться по улицам. Иногда он выменивал у интернатских детей на свои тетради и карандаши печенье, конфеты. Бывало, что и повар интерната, добрый дед, просто так, задарма кормил его обедами. Поэтому Дамдина и тянуло к школе. Но однажды случилось такое, что навсегда закрыло ему дорогу к школьному двору.

Как-то играл он с детьми в бабки. Вскоре к ним присоединился один ловкий мальчишка и стал мошенничать. Дамдин разозлился и несколько раз ударил его в лицо — из носа брызнула кровь. Дело дошло до директора. Дамдин и раньше как огня боялся учителей, а тем более директора, но деваться было некуда. В наказание он долго простоял на коленях у горячей печки. Ноги у него до того онемели, что едва он встал, тут же снова свалился на пол. С того дня в школе он больше не появлялся.

Весной в сомонном центре стало шумно и многолюдно: араты начали сдавать свой скот в кооперацию.

Однажды Дамдин играл с ребятами неподалеку от того места, где складывали тюки с шерстью. Они до того были увлечены игрой, что ничего вокруг не замечали.

Дамдин старался вовсю: стоял на голове, ходил на руках и выделывал такое, что мальчишки с восторгом и завистью глядели на него. А он, неистощимый в своих выдумках, каждый раз придумывал что-нибудь новое, более смешное, и веселье вспыхивало с новой силой. Но постепенно ребят сморила усталость, и они сели отдохнуть.

Надо было придумать что-то необычное. И тогда Дамдин вскочил на тюк шерсти и, встав против ветра, начал петь:

— Надо же! Ай-яй-яй! Вот так Дамчай-гуай!..

Видно, это было самое веселое, что он смог придумать. Прерывающимся голосом он тянул одну и ту же строчку из старинной оперы и, радуясь, что прохожие оглядываются на него, старался вовсю. Людям же на самом деле казалось, что он их окликает. Кое-кто даже останавливался, а Дамдин, окрыленный, продолжал тянуть: «Дамчай-гуай! Дамчай-гуай!»

Мальчишки лежали вповалку, схватившись за животы. Пение Дамдина привело их в такой восторг, что они хором вопили: «Давай еще!» А Дамдину того и надо было: он старался изо всех сил.

Вокруг собралась уже целая толпа зевак, когда подошел к ним дед, Надоедливый Намжил, и оборвал веселье. Ему, видать, не понравилось, что и его так надули, и он строго спросил:

— Это что здесь творится? Вы чьи такие? А ну-ка марш домой, не то родителям нажалуюсь!

Веселая, но трусливая компания Дамдина вмиг рассыпалась. Он остался один и, чтобы показать старику свою смелость, спрыгнул на землю. Однако тот, не оценив этого, рассерженно пробубнил: «А если ноги переломаешь?», отвернулся и зашагал прочь.