Избранное

Носатый Жамба выжидательно смотрел на хозяина, стараясь угадать его мысли. Наконец ему показалось, что тот готов уступить, но не знает, как это сделать, и он решил брать быка за рога.

— А ты, кажется, хорошо знаешь Жамьяна?

— Нашего-то Жамьяна?.. Еще бы не знать! Знаю, да еще как, но он, дурачина, в объединение вступил… Не смог я его отговорить… Уперся, и все тут.

— Ну, тогда, думаю, все будет в порядке… Теперь-то он там поди процветает…

Бямба обрадовался, что разговор пошел о другом, и поддержал его:

— Там он даргой стал. Да только будет ли с него какой прок? Правда, с Данжуром может спеться…

Тут Жамба и прервал его:

— А ты с Жамьяном хорошенько поговори. Может, есть у него какая-нибудь возможность обменять несколько овец. Если его прижать, он не откажет, я-то его знаю. А я со своей стороны в долгу перед тобой не останусь…

После некоторого раздумья Бямба пообещал поговорить с Жамьяном.

Носатый Жамба был страшно доволен успехом дела и как бы невзначай заметил:

— Я слышал, Жамьяну нужна швейная машина. При случае скажи ему, что у меня есть.

Жамьян, став бригадиром, в действительности ничего сам не решал, только Данжуру в рот смотрел. Иногда он, правда, проявлял кое-какую инициативу, но в самый последний момент все равно терялся, боясь, как бы чего не испортить, и снова начинал привычно ждать указаний Данжура.

При обобществлении скота он от Данжура не отходил ни на шаг и с важным видом заносил в свою тетрадь все, что касалось скота и айлов.

Данжур частенько интересовался делами его бригады, советовался с ним, что можно было бы сделать, а Жамьян все воспринимал как прямое указание и тут же мчался исполнять (айлов в его бригаде было немного). За день успевал встретиться со всеми, кто был нужен, и домой возвращался с чувством исполненного долга.

Его, правда, никак не выделили среди простых аратов и поручили пасти столько же голов скота, что и всем членам объединения. Советуясь с женой о том, какой скот лучше выбрать, он рассуждал:

— Если верблюдов взять, то слишком много ответственности, а с табуном хлопот не оберешься… Можно было бы, конечно, взять и отару… Овец держать в загоне у юрты, и никаких забот… Но когда начнется окот, света белого невзвидишь…

В конце концов они решили взять валухов, кастрированных козлов и яловых овец, коз.

Объединение им выделило около двухсот голов мелкого скота, где в основном были валухи и козлы, и отправились они на осеннее стойбище в Хангийн-Ус.

И все же Жамьян считал, что, став даргой, он кое в чем выгадал. Если раньше он пользовался только своими лошадьми, то теперь табунщики через каждые два-три дня меняли ему скакунов. С другой стороны, он, как бригадир, почти полностью отошел от обычной черной работы.

Однажды вечером, когда он возвратился домой, прямо на пороге юрты встретил его маленький сын и радостно сообщил:

— К нам Амбаа приехал!

Гостем оказался Бямба Заячья Губа. После обмена приветствиями первым заговорил Бямба:

— Приехал поглядеть, как ты тут процветаешь в своем объединении. — И засмеялся.

— Ну и как? Уж успел, наверное, рассмотреть?

— Вижу, что неплохо… В загоне полно валухов и козлов. Что же еще надо?

Жамьяну, видимо, понравились его слова, и он признался:

— Маток не решился брать. Сам знаешь, как с ними потом, а с этими баранами да козлами… Лишь бы уберечь их от волков, вот и вся забота…

— Жить-то нам осталось ерунда, а вот сынишка твой как бы голодным потом не остался… Ему, должно быть, многое доведется испытать… — проговорил Бямба.

Это, разумеется, было сказано не просто так… Айлы их раньше никогда не соседствовали, но оба глубоко уважали и поддерживали друг друга. От разгоревшегося аргала в юрте было тепло, приятно пахло борцем[57].

Бямба решил заночевать, и жена Жамьяна сразу же после ужина постелила ему. Однако гость не торопился ложиться.

Жамьян давно догадался, что Бямба заехал к нему неспроста, и ждал, когда же тот заговорит о деле. Вскоре жена Жамьяна взяла на руки сына и ушла спать. Бямба с Жамьяном остались вдвоем и, усевшись у лампадки, задымили трубками.

Настоящая крепкая дружба связывала их раньше.

Как-то в год Синей обезьяны случился страшный дзут[58], и айл Жамьяна лишился всего своего скота. К весне запасы мяса у него кончились, а муки вообще не было…

Зимовал же Жамьян далеко от других айлов, так что положение оказалось безвыходное. Но как-то вечерком подъехал к ним Бямба, ведя на поводу лошадь, которую и оставил Жамьяну, чтоб тот заколол ее на мясо.

Такую помощь Жамьян — да и любой другой на его месте, — конечно же, не мог забыть.

Он хотел было сразу же заколоть ее, но не решился, подумав: «Какой же монгол может поднять руку на свою лошадь, да притом единственную… Какой позор!»

Затем, оседлав дареного коня, он сказал жене: «Сегодня уж как-нибудь потерпи», а сам поехал осматривать окрестности. Вокруг их юрты ни одного айла не было — все успели перекочевать в более благодатные для скота урочища.

Однако, поднявшись на гребень холма, Жамьян с удивлением обнаружил трех лошадей, видимо отбившихся от табуна и вернувшихся в родные кочевья, и тут же решил воспользоваться ими.