Избранное

— Человек всего может добиться, если того захочет. Сынок-то у меня каков! — приговаривала Должин, угощая гостя всем, что приберегла для своего сына.

Того была вполне понятна радость бедной старушки, и он долго подробно рассказывал ей, как встретился с Дамдином и как тот поступил на работу.

Переночевав, Того рано утром отправился в обратную дорогу. Провожая его, Должин просила передать сыну столько подробностей из своей жизни, что у Того голова пошла кругом:

— Скажи, что темно-серую козу продала… У сизой уже козлята появились… Козы в этом году много жира нагуляли… Да не забудь, передай, чтобы он обо мне не беспокоился. — И так до тех пор, пока грузовик не тронулся.

С этого дня стала старушка Должин ждать своего сына. Стоило ветерку колыхнуть войлочную дверь ее юрты, как она теряла покой. «Вроде бы человек подошел… Скоро, скоро уже дождусь я этого дня, когда мой сынок войдет в нашу юрту», — частенько думала она, и сердце ее наполнялось счастьем.

1961—1962, Мандал-Гоби

КНИГА ВТОРАЯ

Издали Дэлгэрхангай

Всем ветрам открыт,

А вблизи Дэлгэрхангай

Прячется во мгле.

До края земли далеко, не так ли?

Поверить сердцу нелегко, не так ли?

У этого перевала название — Небо,

У того, для коня моего, — Перевал.

(Из гобийских народных песен)

Часть третья К ГОРОДУ…

Глава первая

Небольшой поселок, пестреющий на солнечной поляне у подножия Хангая, издали кажется большой картиной, прибитой к стене.

В его центре, стройными рядами образуя улицу, выстроились небольшие домики — кирпичные и бревенчатые. Крыши их все до единой выкрашены в густо-зеленый цвет. На задворках поселка, словно разбредшееся стадо яков, расположились серые юрты — их здесь не больше сорока.

На этом фоне резко выделяется зерносклад с высокими, наподобие русских ворот, дверями. К нему примыкает просторный участок, огороженный низким, но надежным забором. Подойдя поближе, можно увидеть отслужившие свой срок тракторы и комбайны, безмолвно покоящиеся в одном из его углов.

Гул дизельного мотора электростанции не смолкает здесь ни днем ни ночью. Если бы не этот шум, поселок ничем не отличался бы от любого сомонного центра, каких немало по всей Монголии.

Видно, что техника и электрический свет пришли сюда раньше, чем в любое другое селение. Может, поэтому местные жители давно уже принимают их как должное… Их ничуть не удивляют и не трогают ржавеющие скелеты самых разнообразных сельскохозяйственных машин, торчащие из высокой травы у оврагов и на обочинах дорог.

Окрестности поселка испещрены множеством тропинок и дорог. Только к Ийвэн-Гол можно подъехать по трем дорогам. По средней из них и плетется сейчас бурый вол с высоким крупом и короткой шеей, таща за собой старую телегу с большими деревянными колесами.

Такие телеги теперь большая редкость. Давно уже перевелись мастера, которые когда-то колдовали над ними.

Вол пылит себе потихоньку, нехотя передвигая ноги, а сильный, крепко сбитый юноша, управляющий им, безучастно сидит, опершись о пустую железную бочку, которая на ухабинах то и дело отдает гулким эхом.

…Это едет наш знакомый — Дамдин. Вол с полузакрытыми глазами, роняя слюну, наконец лениво дотащился до осиновой рощи и исчез в ней.

Вот и осень… Золотистая осень Хангая! Она приходит сюда с печальными вздохами его жителей, потрясенных первым, ослепительно ярким инеем. Она приходит сюда с первыми золотыми россыпями листьев в задумчивых и чутких лесах на гребнях гор, грозно заслонивших собою безбрежные синеющие дали.

Словно испугавшись звона косы, врезающейся в степной ковыль, она торопливо накрывает степи и долины желтым покрывалом.

Ах! Золотистая осень Хангая! Она грядет так неожиданно, словно на ходу спрыгивает с телеги косарей, где хоронилась до этого в их кожаной сумке. Она накрывает остывающую землю так внезапно, словно дремала до этого, сложенная в тюк, в голубой палатке, что ласкает глаз у излучины Ийвэн-Гол.

В этом году осиновая роща и без того поникла раньше обычного. Грохот пустой бочки, скрип телеги, тяжелое кряхтенье вола разбудили ее, и она, вздрогнув, начала ронять свои листья на освещенные солнцем плечи Дамдина и круп вола, словно одаривая их и моля о пощаде.

Листья, едва слышно шурша среди ветвей, падали на землю. Дамдин на ходу поймал один, но он, не успев коснуться его влажных ладоней, рассыпался, будто это был пепел от сгоревшей бумаги. Дамдин, ударяя ладонью о ладонь, стряхнул его, спрыгнул наземь и, ведя вола на поводу, вышел к реке, грозно зашумевшей у самых его ног.

Сюда Дамдин приезжает за водой. Вот он ловко развернул вола и, подталкивая его спереди, загнал телегу в реку. Затем забрался наверх, взял ведро на длинной веревке и стал черпать воду, как из колодца.