Юрий Агеев
ИЗБРАННОЕ
Евтушенко
Мир застыл, прижавшись носом к стенке,
до утра теперь не разбудить.
Мне приснилось: умер Евтушенко.
Это значит: долго будет жить.
Но тоска такая защемила,
будто впрямь с небес сошла беда.
Говорят, страна его забыла
в эти суматошные года.
Не до жиру было: быть бы живу,
от шиша бредя до барыша, —
слово в рифму не для торопливых, —
жмётся искалеченно душа...
Он творит, а мы его не слышим,
точно в измерении другом,
но потом филологи напишут:
«Евтушенко был не дураком.
Знал он века выверты и мели,
пробуждал хорошее в плохом.
То, что и сейчас бы не посмели,
говорил он искренне стихом...».
И, не уронив себя ни грамма,
тихо переходит грань веков
он, отбивший как-то телеграмму
автору «Охоты на волков».
Прячутся поэты друг от дружки,
славу и тетради берегут.
Сам себя вознёс поэт Ватрушкин, —
оказалось: не поэт, а плут!
Только в строчках за людей «радел» он:
«согревал», «спасал», «творил добро».
Верили. Когда дошло до дела, —
выронил от трусости перо.
Не таким Евгений Евтушенко
был и остаётся на Земле.
Совестливость, — высшая оценка, —
освещает путь его во мгле.
Портрет неизвестной
В мыле бока,
пена из губ —
дышишь пока...
Взвален на круп
воз из кульков
и коробков,
пачек, мотков —
как нелегко!
Втиснуться в лифт —
и умереть!..
Чай вскипятить
надо успеть.
Суп проварить
в десять минут,
и накормить
крошек, что ждут,
мужа с котом,
рыбок и птиц,
чтобы потом
шмякнуться ниц.
Муж засопит
злобно (за что?!):
женщина ты
или же кто?..
...Год пролетел,
цены растут.
Где же предел
тем, что живут?
Падает снег,
сыплется дождь.
Кончится век —
и не найдёшь.
Только в мечтах
или во сне
мы уже там —
в завтрашнем дне.
Грёзы плывут
в стенах квартир,
как наяву
виден тот мир...
...Вот уже нет
прежних людей,
вот уже свет
новых идей.
Город из снов
в полной красе,
нет бедняков —
вымерли все.
Кнопку нажмёшь —
снедь подвезут.
К двери шагнёшь —
всё уже тут.
Сколько в шкафах!
Ешь — не хочу...
День — для забав,
ночь — море чувств.
Ляжешь в цветы,
в пух, что бездонн...
Женщина ты,
или же сон?..
За взяткой тянется рука...
За взяткой тянется рука,
подносит дар хитрец,
ограбив где-то бедняка,
сгубив сирот вконец.
Щекочут нервы богачу
чужие боль и плач, —
он ставит Господу свечу,
а мыслит как палач.
И будет мир таким, как есть,
ещё немало лет,
пока проснётся в людях честь
и совесть выйдет в свет.
Не надо власти. Пусть придёт надежда...
Не надо власти. Пусть придёт надежда
и розы в сиротливом хрустале
расставит, и твои вопросы, прежде,
чем их задашь, предупредит в числе
других волшебств, и поцелует нежно,
и даст приют надёжный на Земле...
Рассказ Горбачева или Иного не дано
Я, конечно, благодарен, —
и иного не дано!
Ты, Руцкой, хороший парень,
а Янаев — тот говно.
Всё, ребята! Вот вам кресла.
Рая, вынеси вино.
Подвигайся ближе, пресса,
слушай, вышло как оно.
Президенты тоже люди,
отдыхать где — вот вопрос!
Углубляться здесь не будем.
Прилетаю на Форос.
Загорать в Кремле мне что ли,
если здесь не загоришь?
Я и зять мой, Анатолий,
не сходили с водных лыж.
Я поУтру думал нАчать
свой предсъездовский доклад,
вдруг — Янаев фордыбачить,
и Крючков приехал, гад.
Говорят мне: «Отрекайся!
кошелёк клади на стол,
перед партией покайся,
как в момент с ума сошёл.
Вот указ про отреченье,
чемоданчик с кнопкой сдай.
Сука, нет тебе прощенья! —
жри, лечись и отдыхай.
Или нет, давай, друг с нами
брать народ в свои клешни.
Мы берём тебя на знамя,
соглашайся, не тяни!»
Раз уж вы решили сами, —
ясно, кто тут дураки!
Я сказал: «Народ не с вами,
вы отбросите коньки!»
Дал под дыхало Крючкову,
дал Янаеву под зад:
— Убирайтесь поздорову,
чтоб не портили фасад!
Свистнул-гикнул самых верных,
все подходы перекрыл,
а, чтоб было всё наверно,
Джорджу в офис позвонил.
Буш сидел на телефоне,
слeз и крикнул: «Мишa, путч!
Нaм Джeймс Бонд про всё, что поньял,
сообщaeт из-зa туч.
Бeлый Дом кругом оцeплeн,
снaйпeрА свисaют с крыш,
а нa тaнкe eздит Ельцин
и поёт «Шумeл кaмыш»!»
Я скaзaл: «Он мнe зaплaтит!
До чeго, подлeц, дошёл.
Шлитe «Боинг» или «Трaйдeнт», —
я у них «с умa сошёл»!
Я нa пляж рaзмяться вышeл,
успокоить нeрвный зуд,
слышу, Рaя кличeт: «Мишa,
кaгeбeшники ползут!»
Тут тaкaя злость нaпaлa!
Кинул кaмнeм в них — порa.
Половинa убeжaлa
от громОвого «урa».
Нeт, со мною тaк нe выйдeт,
нaс от мирa нe отсeчь!
В дом вхожу, включaю видик
и зaписывaю рeчь.
«Толя, — говорю я зятю, —
видишь, кaк нaс припeкло?
Если что — сигaй нa кaтeр,
плёнку спрячь и всeх дeлов...»
Кaк дурaк хожу по дaчe,
Буш чeго-то нe звонит.
Взял кровaть, дeтaль смaстaчил,
глядь — приёмник говорит.
Пьeху слушaю, Кобзонa,
порты Диксон и ТиксИ,
но всё большe из ЛондОнa
пeрeдaчу «Би-Би-Си».
Глядь — из туч ныряeт лaйнeр.
Из Нью-Йоркa, из Москвы?
Что жe, встрeтим — я ж нe фрaeр.
Взял топор, a это — вы!
Дaл отбой, скaзaл рeбятaм:
«Отворяйтe воротa!»
Вот и всё. А всeй жe прaвды
нe скaжу вaм никогдa!
Гурченко