Избранное

Вот, к примеру, вчера. Помнится, бродил я по лесу… то есть, помнится, мне снилось, что я бродил по лесу. Мне было холодно, я чувствовал запах влажной листвы, землю устилали пожухлые мокрые листья, ноги часто скользили, и приходилось ступать осторожно. Выбравшись на какую-то лужайку, я увидел слева далекие мерцающие огни ресторанчика на горе Янош…

Сейчас я усомнился, во сне ли я это видел, ведь как-то на днях я действительно бродил ночью в тех краях; но было это не вчера… Вчера я был дома и спал в кресле. Или это было не вчера? Нет, конечно же, вчера! Домой я вернулся рано, в шесть часов… Значит, мне это приснилось? Когда же я гулял в парке?.. Не помню…

Прохладный ветер заставлял меня зябко поеживаться, я чувствовал запах влажной листвы… Да, да! И в то же время я ощущал твердый подлокотник кресла, я цепко обхватил его пальцами… И оба эти ощущения я испытывал одновременно!

Я насилу решаюсь выйти на улицу: стоит мне только увидеть военную форму…

Эти записи Кухар обнаружил, возвращаясь домой в тот вечер, когда ему посчастливилось снять квартиру. Несколько листков бумаги валялось на лестнице, перед дверью на чердак, как будто ветер рассыпал их. Кухар поднял сперва один листок, чтобы рассмотреть поближе, а затем тщательно собрал все до единого, унес к себе домой и в тот же вечер прочел их.

Листки эти, судя по всему, выпали из какой-то растрепанной тетради, на двух из них текст шел подряд, на остальных были отрывочные записи без начала и без конца, Последовательность записей так и не удалось установить, потому что не было найдено ни самой тетради, ни каких-либо других листков.

Кухар не очень сумел вникнуть в смысл написанного, однако он чувствовал, что записи эти имеют отношение к загадочным событиям и в какой-то мере дополняют их. Поначалу ему пришла мысль передать листки в полицию: тогда, пожалуй, больше веры будет, если рассказать кому-либо о ночных происшествиях. Кухар до сих пор не решался даже заикнуться об этом — ведь ему все равно бы не поверили… Да если бы и поверили: чем тут поможешь?!

Но затем Кухар отбросил мысль о полиции и спрятал листки в ящик стола. К вечеру, когда начало смеркаться и к дневным заботам прибавились ночные тревоги, Кухара вдруг охватил суеверный страх, и он вынул странички из ящика. Не хотелось ему держать у себя дома листки, на которые наложил лапу нечистый. «Может, сжечь?» — подумал Кухар.

— А что, если нечистая сила вздумает отомстить за свою уничтоженную собственность? — тут же возразил он сам себе.

Кухар долго размышлял, куда бы спрятать листки. У него все время было такое ощущение, словно «хозяин» знает, что происходит с его листками, а значит, надо любой ценой постараться не озлобить его против себя. Охваченный этими раздумьями, Кухар внезапно оглянулся, будто чей-то горящий взгляд ожег ему спину.

Наконец он решил спрятать листки в парадном. Ему вспомнилось, что на самой верхней лестничной площадке одна из каменных плиток прилегала неплотно. Каждый раз, когда на нее наступали, она шаталась под ногой. И с наступлением темноты Кухар спрятал листки под этой плиткой.

Рано утром, едва забрезжил рассвет, Кухар встал с постели и вышел в парадное. Он был почти уверен, что не найдет спрятанные листки на старом месте, поэтому испуганно вздрогнул и почувствовал разочарование, когда из-под приподнятой плитки выпали листки и шурша рассыпались у его ног. Кухар огляделся по сторонам, затем поспешно вставил плитку и прошмыгнул к себе домой.

Ночь прошла спокойно, зато утро принесло новые страхи, а за последующий день Кухар уверился, что жена его заболела, повредилась в уме.

Когда он вернулся к себе домой, жена еще спала. Кухар тоже лег и стал озабоченно всматриваться в ее осунувшееся, бледное лицо. За последние дни женщина исхудала, слова роняла тихо и скупо, а взгляд ее, прежде безмятежный и ясный, теперь сделался мутным. Кухар с бессильной болью отметил, что жена его тает на глазах.

Ко всем прочим бедам в то утро он готов был поверить, что у жены помрачение рассудка. Вскоре после того, как он опять лег, жена проснулась. Она резко села в постели и посмотрела на мужа помутневшим взглядом.

— Доброе утро, родная! — ласково обратился к ней муж и обнял ее. Но женщина не ответила; похоже, она не слышала его слов. Остекленевшим взглядом она долго смотрела прямо перед собой, и голова ее судорожно подергивалась. Потом она вдруг расплакалась, уткнувшись в подушку.

Муж долго допытывался, что с ней. Женщина плакала навзрыд, и слова ее мешались со всхлипываниями. Кухару не оставалось ничего другого, кроме как поверить, что жена сошла с ума.

— Сегодня ночью я согрешила против тебя, — захлебывалась она рыданиями. — Но я не виновата… Клянусь тебе жизнью наших детей, что я не виновата… Ночью я ушла из дома, оказалась в лесу, там было темно, а я совсем одна… Я ничего не могла поделать… и он только сейчас отпустил меня домой.