Избранное

Базанов был в суконном пиджаке и новых праздничных сапогах. Сидя над передним колесом со свешенными через грядку ногами, он беспрестанно подергивал веревочные вожжи и причмокивал. Невзнузданная сивая низкорослая лошаденка бежала медленно, туповатой рысью и так плавно, что дуга плыла над рожью не качаясь и шлея на спине лежала неподвижно. Вившаяся за телегой пыль не взлетала высоко, а, поднявшись до ступиц, сразу оседала на дорогу. Слегка постукивали колеса на хорошо смазанных деревянных осях.

Конон Степаныч сидел сзади, тоже свесив ноги, и смущенно оглядывал короткие рукава своей застиранной, слинявшей рубахи. Сняв картуз, он растопыренными пальцами приглаживал взъерошенные волосы.

Оба седока молчали, еще не найдя подходящего повода для начала разговора.

На крутом спуске покатили шибче, и хомут стал налезать на глаза упиравшейся лошади. Наконец накатывающаяся телега пересилила, и мерин понесся вскачь.

— Держись, — крикнул Базанов, натягивая что есть силы вожжи и заваливаясь назад. Конон Степаныч ухватился обеими руками за грядку. Телегу подкидывало и бросало, как погремушку, хотя дорога была по-прежнему гладкой. Взвилось облако пыли, все загремело и замелькало кругом. В рожь шарахнулась шедшая впереди женщина. Седоки узнали Ольгу.

Под горой дорога выходила к реке и шла вдоль нее по узкому кочковатому лугу, поросшему редким лозняком. Это место никогда не просыхало, а осенью, сколько ни валили сюда фашиннику, становилось непроезжим. Лошадь пошла шагом, и телега заныряла в глубоких колеях, со стуком раскатываясь на длинных осях. Издали стал доноситься ровный, все нарастающий шум воды на плотине.

— К садовнику пошла, не иначе, — прервал наконец молчание Конон Степаныч, когда они миновали топкий участок.

Базанов не ответил, видимо почитая обсуждение бабьих дел неподобающим разговором для степенных мужиков. Беседа не завязалась. Впрочем, теперь, когда лошадь осторожно ступала по крупным камням, укреплявшим берег у плотины, трудно было разговаривать в глухом реве воды, свергавшейся с саженной высоты. Оба мужика сошли с телеги. Лошадь рысью взобралась на мост по крутому въезду, цепко упираясь подкованными передними ногами о прыгающий, точно клавиши, мостовняк, весь измочаленный копытами и шинами колес.

Справа, почти на уровне моста, в промежутках толстых стоек плотины виднелась вода. Лишь небольшие морщинки вокруг них показывали, что спокойная на вид вода в действительности стремительно течет под мост. К плотине изредка подплывали травинки, веточки. Движение их постепенно убыстрялось, пока они как-то вдруг не соскальзывали вниз, мгновенно исчезая в кипящей под ногами пучине.

Слева бурлил поток темной, содрогающейся воды. Она с грозным шумом скользила по деревянному сливу. У мостовых устоев взметывались в вихре брызг водяные столбы. С потемневшего дерева сбегала пена. Мост, противостоя могучему напору, легонько дрожал. Со слива вода низвергалась в омут. В клокочущей пене и водоворотах чернели головы мшистых свай. Иногда пена и струи закрывали их, и тогда казалось, что вода их потопила.

Подальше от плотины валы смирялись, теряли свои белые гривы и постепенно исчезали в медленно и сильно кружащейся воде омута, покрытого пузырями и клочьями желтой пены.

К броду, пониже омута, спускалось стадо. Вереницы пестрых, разномастных коров медленно сходили к реке по протоптанным в крутом берегу тропкам и входили в воду, постепенно погружаясь все глубже. Посреди русла их сносило быстрое течение, и из воды торчали задранные кверху рогатые морды.

Животные задерживались в реке, пили или неподвижно стояли, отдыхая от оводов душного лесного пастбища. Где-то за деревьями на берегу громко, как выстрелы, хлопал пастуший кнут. Отставшие коровы выбегали к круче и спрыгивали вниз, скользя в оползающем песке. Головные буренки успели уйти далеко и вытянулись цепочкой по отмели противоположного берега.

Базанов и Конон Степаныч напряженно всматривались, отыскивая каждый свою корову и, обнаружив их, уже равнодушно оглядывали остальных.

Миновав высокое здание мельницы с пыльными бревенчатыми стенами, подвода проехала мимо закрытого ветлами пруда. Из-за них виднелась крыша обширного помещичьего дома с мезонином.

За мельницей дорога углублялась в бор. Сосны стояли стройные, высокие, одна к одной. По отсутствию валежника и сухостоя, по светлевшим кое-где свежим затескам было видно, что за лесом присматривают, прореживают его и очищают.

— Вот это лесок так лесок! — не утерпел Базанов и сокрушенно вздохнул.

— Что говорить, Василий Егорыч. Тут хватило бы не одну деревню, как наша, обстроить, — с готовностью подхватил Конон Степаныч, тяготившийся молчанием. — А вот стоит без последствия — мужику негде жердину срубить.