Избранное

П р о ф е с с о р. Ему, видите ли, мало моих слов, я еще должен письменно подтвердить, что это не злодеяние. (Сердито сопит.) Не верит, что мой эксперимент удался!

Б е а т а. Не огорчайтесь, господин профессор. (Кокетливо присаживается на угол письменного стола.) Скажите лучше… вы возьмете меня?

П р о ф е с с о р. Куда?

Б е а т а. В Стокгольм. Когда поедете получать Нобелевскую премию.

П р о ф е с с о р. Что я там с вами буду делать?

Б е а т а. Это зависит от вас… (Мечтательно.) Ну как? Возьмете?

П р о ф е с с о р (встает). Я не люблю, когда вы сидите на письменном столе.

Б е а т а (игриво). Беатке без вас будет скучно…

П р о ф е с с о р (в нерешительности расхаживает по кабинету). Ах, Беата, Беата… не так-то все просто! Ведь как-никак это же Нобелевская премия! И вообще — можно ли быть уверенным… (Подходит к скелету, в задумчивости, машинально одним пальцем начинает пересчитывать его ребра.) Присудят — не присудят, присудят — не присудят, присудят — не присудят, присудят… (Застывает на последнем ребре.)

Б е а т а. Присудят! Нобелевская премия ваша!

П р о ф е с с о р (чешет в затылке). Что ж… если жена не поедет, я возьму вас, Беатка. (Смущаясь, неловко шлепает ее пониже спины.)

Занавес.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Тот же кабинет профессора Йордана, превращенный в канцелярию: исчезли череп и скелет, остались письменный стол с телефонами и журнальный столик с креслами. Анатомические карты, перевернутые другой стороной, превратились в какие-то большие графики, диаграммы; в перевернутых задней стороной стеклянных сосудах теперь не опухоли и прочие аномалии человеческого организма, а какие-то абстрактные изваяния. Д в о е  с л у ж а щ и х  томятся от безделья.

Явление первое

Доктор  К и ш  и  Ф р а н ц о.

Ф р а н ц о (после паузы). Вот что я скажу тебе, доктор. Это свинство — вызвать нас к девяти. Скоро уже десять, а господина директора нет как нет.

К и ш (полируя ногти). Отчего ты так нервничаешь, Францо?

Ф р а н ц о. Сегодня поступили в продажу гномики. Механические, понимаешь?

К и ш. Механические? У меня в саду только гипсовые.

Ф р а н ц о. Гипсовые теперь есть почти у каждого. (С воодушевлением.) Механические, из латекса! Сантиметров семьдесят — восемьдесят… вращают глазами и трясут бородой… (Огорченно.) Но пока мы кончим, их наверняка распродадут.

К и ш. Сегодня у нас всего один вопрос: Даниэль Гашпар. Боюсь, старик опять потребует, чтобы мы высказали собственное мнение…

Ф р а н ц о. А разве мы когда-нибудь расходились во мнениях с директором?

К и ш. Никогда, Францо.

Ф р а н ц о. Так чего же ты боишься, доктор? Выскажем свою точку зрения, наш боров ее отвергнет — и мы присоединимся к его мнению.

Явление второе

Те же и  Э л и а ш.

Э л и а ш. Добрый день.

Ф р а н ц о. Добрый, но не приемный.

Э л и а ш. Я не посетитель, прошу прощения. Я свидетель, очевидец…

К и ш. По какому вопросу?

Э л и а ш. По делу вашего служащего Даниэля Гашпара. (Колеблется.) Я, видите ли, присутствовал при этом. В парке, прошу прощения. Только мы, двое, были там…

Ф р а н ц о (равнодушно). Ну и что?

Э л и а ш. Но я абсолютно не виновен! Я ничего не сделал господину Гашпару. Я видел его первый раз в жизни.

Киш и Францо изумленно смотрят на Элиаша.

К и ш. Для чего вы все это говорите нам? Расскажите полиции.

Э л и а ш. Да я им сто раз говорил. Но они не верят, прошу прощения. (Беспомощно.) Каждый день отмечаюсь. И не имею права покинуть город.

Ф р а н ц о (нетерпеливо). Уважаемый, тут бюро изобретений и патентов. Это юрисконсульт, а я заместитель директора. Я вас спрашиваю…

Э л и а ш (кланяется). Элиаш, очень приятно.

Ф р а н ц о. …я вас спрашиваю, чего вы от нас хотите?

Э л и а ш. Видите ли, дело в том… Я не виновен, и все же совесть не дает мне покоя… ибо… вполне возможно, мне удалось бы предотвратить тот несчастный случай…

К и ш. Так почему же вы этого не сделали?

Э л и а ш. Я потерял сознание… когда увидал, что произошло. Упал… и, наверное, в самый критический момент… Хотя теперь уже ясно, что это было не преступление.